Степан Кулик - Сабля, трубка, конь казацкий

Расстояние до обоза не позволяло дольше медлить, полминуты, минута – и будет поздно. Поэтому Василий громко свистнул, привлекая внимание тура, пришпорил коня и понесся быку навстречу, немного забирая вправо. Метров на пять, не больше. А как только поравнялся с животным, выпустил в него, одна за одной, две или три стрелы…

Тур взревел от боли и, с удивительным для такой махины проворством, почти не теряя скорости и времени, развернулся в сторону врага. Я даже сообразить не успел, как это произошло. На той же корриде нападающий на тореадора бык, после промаха, бежит по инерции чуть ли не до противоположного края арены и только там, после продолжительных раздумий, изготавливается для повторной атаки. А здесь все произошло практически мгновенно.

Сухое пощелкивание тетивы, короткий рык боли… и огромный, разъяренный зверь уже атакует врага. В скорости не уступая галопирующему коню.

Отпустив поводья, Василий развернулся в седле и продолжал стрелять. Но, похоже, особого вреда это туру не причиняло, бока он не подставлял, а в наклоненный лоб метить, что из рогатки по броне танка щелкать. Там и кувалдой надо знать куда треснуть, чтоб результат был… Зато расстояние между всадником и ним сокращалось буквально на глазах.

Оставшись без управления, и подсознательно ища спасения у людей, конь запорожца не стал убегать в степь, а заложил широкую дугу, упирающуюся в обоз. И… по счастливой случайности пролегающую мимо меня…

Счастливой, поскольку и я заимел шанс принять посильное участие в охоте…

Свой первый и последний лук я держал в руках примерно в семилетнем возрасте. Он был изготовлен из вербовой ветки и рыболовной лески, стрелял вырезанными из камыша стрелами и предназначался для войны с лягушкам в пруду. Татарский лук, которым меня вооружил Василий, был куда тяжелее и туже. Но принцип действия тот же… Да и цель крупнее раз в сто. Именно это обстоятельство и подвигло меня на то самое геройство, которому поем мы песню.

Ясен пень, что с такой стрелецкой подготовкой в конкурсе на лучшего Робин Гуда я бы участвовать не стал, а попасть в тушу габаритами три на два, даже несущуюся во весь опор, с расстояния в шесть-семь метров можно попытаться.

В общем, изготовился в меру разумения и, когда черно-бурая махина поравнялась со мной, спустил тетиву. Получил по пальцам… и, конечно же, забыв о необходимости взять упреждение, промахнулся… Почти.

Мне повезло дважды. Во-первых, вытащенная наугад из колчана стрела оказалась не бронебойной, а режущей – с листообразным наконечником. Во-вторых, по той же счастливой случайности она не попала в бок туру, поскольку вряд ли нанесла бы ему хоть сколь-нибудь существенный вред. Зато очень удачно чиркнула по копчику… В том самом месте, где начинается хвост. Может, у быка там была старая, незажившая рана, а может, место такое, особо болезненное, я не ветеринар, не знаю, – но огромный зверь издал то ли булькающий, то ли икающий звук и остановился, зарываясь в землю передними ногами. А в следующее мгновение в мою сторону повернулась морда разъяренного животного…

В благообразного старичка с нимбом над головой, восседающего на облаке, чинно свесив ножки, я, как и большинство ровесников, никогда не верил. Зато теперь, глядя в налитые кровью и ненавистью глаза тура, нацеленные на меня рога, пышущие паром ноздри и слетающие с губ желтоватые хлопья пены, понял – церковь не врет: дьявол существует. И сейчас он подхватит меня на эти вилы и утащит прямиком в Преисподнюю. Чтоб не богохульствовал и лез куда не просят. Сказано: «в обоз к бабам», вот и нечего…

В общем, как гласит мудрость: всякое доброе дело непременно наказуемо.

Мой конь, кажется, тоже мнил себя большим грешником и ада опасался всерьез… Потому что даже не заржал – закричал от ужаса и ломанулся прочь со всех четырех копыт, не дожидаясь, пока недотепа-всадник соизволит очнуться и отдать команду. Да так резво, что едва не выбросил меня из седла.

Поводья были отпущены раньше – мешали стрелять, а теперь за ними последовал и лук. Осознавая, что моя жизнь сейчас зависит только от скорости коня и крепости рук, я прильнул к лошадиной шее, вцепившись в гриву так крепко, как только мог и заорал что блаженный:

– Выноси, родной! Давай! Пошел! Пошел!.. – или как-то так.

Вряд ли татарский конь понимал разговорную русскую речь, но от того, что я вопил ему прямо в ухо, ходу все же прибавил. Хотя, казалось бы, куда больше. Я даже не представлял себе, что лошади могут мчаться с такой скоростью. Земля под копытами мелькала с головокружительной скоростью.

Тур, поняв, что этот враг от него уйдет, еще раз громогласно и разочарованно заревел, взрыл копытом землю и развернулся к предыдущей цели…

Мгновенно оценив ситуацию, Полупуд, словно был готов к моим действиям заранее, не теряя ни секунды, остановил коня и, используя неподвижность зверя, неторопливо прицелился.

На этот раз попал, как надо. Острая, будто шило, предназначенная для пробивания стальных панцирей бронебойная стрела вошла точно в правый глаз зверя… А когда тур, обожженный болью, чуть дернул мордой, вторая стрела словно выросла рядом с первой. Только в левой глазнице…

Степной исполин издал жалобное мычание, зашатался на подгибающихся ногах, захрипел и рухнул. Так, что земля загудела. Потом завалился на бок и забился в предсмертных конвульсиях, сминая травы и вздымая клубы пыли.

Конечно же, об этом я узнал позже, а пока все мои усилия были сосредоточены на том, чтоб удержаться на спине бешено галопирующего коня. А когда я все же сумел взять бразды в свои руки и кое-как справился с этой задачей, то понял, что злоключения мои на этом не закончились.

Смертельно испуганная лошадь, что называется, закусила удила и понесла. Не разбирая дороги. Лишь бы побыстрее и подальше. И, как часто бывает в жизни, убегая от одной опасности, конь сломя голову мчался навстречу другой… Стене из тяжело груженных телег. Налетев на которые, скорее всего, расшибся бы насмерть. И меня приложил бы не хуже. Может, и без летального исхода, но как минимум с множественными ушибами и переломами.

Опытный наездник, наверно, сумел бы совладать с конем, обуздать, успокоить… Направить в сторону. Но как именно все это проделать – я не имел ни малейшего понятия. Все попытки как-то управлять движением, используя поводья и колени, не производили на лошадь нужного впечатления. Наоборот, похоже, эти сдавливания она воспринимала как посыл и пыталась бежать еще быстрее. А до обоза уже оставалось всего несколько десятков метров.

И тут я вспомнил, как отец рассказывал, что лошади близоруки и поэтому очень пугливы. Шоры им для того и надевают, чтоб они не шарахались от каждого непонятного предмета. Поэтому, если ничто не помогает успокоить напуганную лошадь, лучший способ – «ослепить» ее, накинув на голову плотную ткань.