Андрей Гончаров - Два выстрела во втором антракте

— Не знаю, почему вы считаете мои документы фальшивыми, — ответил Дружинин. — Я получил их законным порядком, при выезде за границу. И имя у меня одно, я его не менял.

— Напрасно вы запираетесь, Игорь Сергеевич, — заметил следователь. — Вот ваши товарищи ведут себя иначе. Будучи арестованными, они уже дали нам подробные признательные показания. Могу часть зачитать. Хотите?

— Хочу, — отвечал арестант, твердо глядя в глаза следователю.

А что еще оставалось делать? Только так он мог узнать, схвачены товарищи или нет. Верить следователю, что они арестованы, было нельзя: он вполне мог соврать. Но по тому, что он скажет об их якобы сделанных признаниях, можно будет судить, действительно друзья в руках жандармов или нет.

— Хочу, — повторил Дружинин. — Так что они говорят? Признаются в убийствах?

— Шутит! Ей-богу, шутит! — воскликнул Молодцов в полном восторге. — Угадал я, совсем угадал, что с вами, Игорь Сергеевич, мне будет весело. Так вот-с: в убийствах ваши товарищи не признались, поскольку таковых пока не совершили. Зато сознались в целом ряде других преступлений. Например, в проживании по поддельным документам, в хранении оружия. А главное — в том, что проникли в Зимний дворец с целью получить секретные сведения, а затем организовать ряд убийств. А еще ваши товарищи Углов и Полушкин сообщили, что именно вы были руководителем вашей группы. Вот!

Услышав сказанное следователем Молодцовым, Дружинин испытал огромное облегчение. В этот момент у него была одна забота: как бы не выдать жандарму охватившую его радость. Ведь тот бред, который только что изложил следователь, мог означать только одно: друзья остались на свободе, никаких показаний они не дают, господин Молодцов все выдумывает. Он не только не знает, зачем оперативники проникли в Зимний дворец; не знает он и отношений внутри их группы.

Однако человек с пшеничными усами, как видно, был хорошим физиономистом. Как ни старался Дружинин скрыть свои чувства, это ему, видимо, до конца не удалось.

— Э, да мы, кажется, не слишком огорчены, — заметил следователь. — Не поверили нашим словам. Верно я вас понял?

Отрицать было глупо, и Дружинин кивнул:

— Нет, не поверил. Никого вы не задержали. Да и задерживать было не за что, мои товарищи никаких преступлений не совершали.

— Как же это, батенька, не совершали? — удивился Молодцов. — И вы, и ваши товарищи, несомненно, нарушили целый ряд законов Российской империи. Не будем говорить про господ Полушкина и Углова, поговорим о вас. Начнем все-таки с документов. Это обвинение не самое серьезное, но необходимо внести ясность. Вы заявляете, что живете по паспорту, выданному вам полицией при выезде за границу. Да, это верно. Однако доказывает лишь одно: что наша полиция и пограничная стража плохо работают. Сейчас мы выясняем, кто именно выдал вам паспорт для выезда в Италию и почему это сделал: по нерадивости или по иной причине. Потому что ваше удостоверение личности, найденное на вашей квартире, — полная фальшивка. Тут мы уже провели проверку и выяснили: никакой дворянин Дружинин Игорь Сергеевич в год, указанный в ваших документах, в империи не рождался. Записей о нем нет в метрических книгах ни одной из центральных губерний! Вы не рождались, милостивый государь! И о дальнейшем жизненном пути свидетельств тоже нет. Вот какая закавыка. И пока мы, с вашей помощью, ее не разрешим, вы отсюда не выйдете.

— А откуда это — отсюда? — спросил Дружинин. — Вы мне так и не сказали, где я нахожусь.

— А я и не обязан вам это докладывать, — заявил следователь. — Закон мне этого не предписывает. Но ради нашей будущей дружбы — а ведь мы с вами подружимся, не так ли? — так и быть, скажу. Вы, господин Дружинин, находитесь в главной тюрьме города Санкт-Петербурга и всей Российской империи — в тюремном замке на Арсенальной набережной. В просторечии этот замок именуют «Кресты». И знаете, что про него известно? Что за всю его историю, за все тридцать с лишним лет отсюда почти никто не бежал. И вам не удастся!

— Да, в тех самых легендарных «Крестах», — подтвердила Маша.

— И что, оттуда действительно так трудно бежать? — спросил Углов.

— Практически невозможно. За тридцать лет всего два побега. Причем после каждого начальство учитывало уроки и ужесточало режим. Так что теперь там даже мышь не проскочит.

Оперативники переглянулись, а потом снова повернулись к девушке. Их разговор происходил все в том же ветхом домишке на южной окраине столицы, куда Маша их привезла накануне. Была уже середина следующего дня. Оперативники отдохнули, рана Вани полностью зажила, и теперь их беспокоило только одно — судьба товарища, попавшего в руки полиции. Этот вопрос они и обсуждали, сидя на кухне, Маша пристроилась возле окна, выходившего на улицу, и то и дело в него смотрела.

— Главное, конечно, то, что он жив, — заметил Углов. — Но теперь перед нами встает следующая задача…

— Да, надо понять, что нам делать, — сказал Ваня. — Выходит, Игорь так навсегда и останется в этих «Крестах»?

— Почему же навсегда? — возразила Маша. — Из «Крестов» мы его выручить не сможем. Но ведь его должны судить, а потом отправить к месту отбывания наказания. Для этого арестанта должны вывезти в другое место. Этим мы и воспользуемся.

— Как я понял, у вас есть в «Крестах» свой человек? — спросил Углов.

— Да, среди обслуживающего персонала есть наш единомышленник. И это очень важно. Через него мы сможем установить связь с Игорем. И когда выработаем план побега — сразу ему передадим.

— Чего же мы ждем? — воскликнул Ваня. — Давайте сядем и выработаем этот план!

— Ишь, быстрый какой! — усмехнулась Маша. — Побег из тюрьмы — дело сложное. Сложнее, чем ликвидация какого-нибудь приговоренного чиновника. Тут втроем не сладишь. Кроме основной группы, которая будет освобождать арестованного, нужны еще группы, которые будут отвлекать противника; нужен транспорт, убежище… Все это может дать только организация.

— Ваша, как я понимаю? — спросил Углов.

— Да, наша. Я уже объяснила руководству, какая у нас проблема, — сказала Маша, в очередной раз выглянув в окно. — Сегодня утром они должны были принять решение и прислать сюда человека, который его объявит. А если партия решит вам помочь, то придут люди, которые примут участие в операции.

— И как же ты объяснила, кто мы такие? — недоверчиво спросил Углов.

— Да, тут пришлось поломать голову, — призналась девушка. — Ведь правду говорить вы мне не разрешили; да никто бы и не поверил. Пришлось сочинить целую историю. Вот, слушайте и запоминайте. Мы с вами должны говорить одно, чтобы мои товарищи ничего не заподозрили. Иначе они не только помогать не станут, а как бы хуже не было.