Андрей Гончаров - Яд для императора

— Каких еще платьев? — удивился Углов. — На тебе вон платье самой императрицы! А ты все недовольна…

— Ну, ты даешь! Ты что, всерьез считаешь, что в этом можно выйти на улицу? Это же вечернее! А нужно еще дневное, домашнее, для выездов… И тебе, кстати, тоже нужно приодеться. Все эти вопросы я возьму на себя.

— Хорошо, — согласился Углов. — Вот деньги, бери, распоряжайся. А мы с Игорем сначала займемся врачами. Распределимся так: я побеседую с главным императорским лекарем господином Мандтом, а ты, — тут он повернулся к Дружинину, — должен встретиться с профессором Енохиным.

— Что за профессор такой?

— Лейб-медик покойного императора, а также приближенный врач нового царя Александра. Енохин Иван Васильевич. Доктор наук, профессор. В последние дни болезни Николая находился при нем безотлучно. Так что его показания могут быть очень важны. Живет он недалеко от Зимнего, на Мойке. Так что можем ехать вместе. А потом договоримся, где встретиться… Вот черт, все время забываю! Да, вот главное отличие этой эпохи — отсутствие связи! Стало быть, встретимся снова здесь.

У подъезда расстались. Екатерина Дмитриевна взяла карету до Литейного, а Углов и Дружинин сели в пролетку, приказав «ваньке» ехать на Мойку. На углу, при повороте на набережную, он попрощался со своим секретарем и пешком направился на Дворцовую площадь.

Встреча с доктором Мандтом была делом отнюдь не простым. Подчиненным майор Углов этого, конечно, не стал говорить, но сознавал всю шаткость своего положения. Ведь доктор Мандт квартировал не где-нибудь, а в самом Зимнем дворце. И там же, во дворце — можно сказать, по соседству с доктором — со вчерашнего дня поселился новый император Александр. Таким образом, представляясь Мандту «доверенным лицом нового императора», Углов сильно рисковал. А вдруг доктор выразит сомнение и предложит пройти в покои самодержца, чтобы тот подтвердил полномочия «чиновника для особых поручений»? Или к нему в комнату во время беседы вдруг зайдет кто-то из придворных — кто-то, прекрасно знающий, что никакого статского советника Александр к себе не приближал?

«Запалюсь, ой запалюсь! — думал Кирилл Андреевич, входя под арку Генерального штаба. — Ну, да делать нечего. Побеседовать с доктором совершенно необходимо. Однако, что это тут за сборище? Никак митинг! Быть такого не может!»

Перед главной резиденцией российских императоров толпился народ. По мере приближения Углов стал различать отдельные фигуры и поразился еще больше. Он уже привык к мысли, что в той новой России, куда он попал со вчерашнего дня, люди разных сословий находятся всегда отдельно, нигде не пересекаясь и почти никогда не общаясь. Здесь же, перед дворцом, стояли тесной толпой и люди «благородного звания», вроде самого Углова, и купцы в длинных кафтанах с окладистыми бородами, и люди в серых и черных рясах (монахи, а может, и священники), и совсем уж простой народ в драных армяках и чуйках. Пробираясь между стоящими, Углов ловил обрывки разговоров.

— И жил, как солдат, и умер, как солдат! — говорил господин лет пятидесяти в поношенной кавалерийской шинели. — На узкой койке, без перин, без роскоши!

— Да, святая, истинно святая жизнь! — соглашалась дама в дорогой пелерине, с дорогими серьгами в ушах. — И тело, рассказывают, не тлеет…

— Это вы напрасно, сударыня, — покачал головой солидный господин в золотом пенсне, по виду — то ли профессор, то ли богатый купец. — Мне знающие люди передавали, что на теле императора появились трупные пятна и следы разложения, хотя доктора старались предохранить.

— Такое при отравлении бывает, — заявил высокий человек в рясе священника. — Из истории известно, что многие римские императоры кончали жизнь от яда. И всегда на теле проступали пятна гнилостные.

— Так и есть, так и есть! — воскликнул человек средних лет, в кафтане, по виду — приказчик. — Отравили нашего государя лекари заморские, точно отравили!

— И даже известно, кто из лекарей! — подхватила тетка в салопе. — Немец этот, Мандт! Он государю яд подсунул, все так говорят!

— Да, верно, Мандт всему виной! — прокричал кто-то. — Он отравитель!

— Выдать нам немца на расправу! — загудела толпа.

Чем ближе к подъезду, тем гуще становился народ, тем труднее было пройти. Тогда Углов возвысил голос и стал восклицать:

— Дорогу! Дайте пройти! К Государю, по срочному делу! Расступись!

Это возымело действие: люди охотно расступались перед важным чиновником, спешащим к Государю.

Он ожидал, что у входа во дворец его встретят часовые; возможно, потребуют пропуск, как было в любом государственном учреждении в привычное ему время.

Статский советник даже приготовил бумагу, полученную от графа Орлова, чтобы предъявить ее вместо пропуска. Впрочем, он сомневался, надо ли это делать: ведь солдаты, в подавляющем большинстве, были неграмотны, как и 93 процента населения Российской империи, и прочесть важную бумагу не могли.

Однако у входа во дворец никаких часовых не оказалось. Несмотря на собравшуюся на площади толпу, человек примерно в тысячу, дворец никак не охранялся. У подъезда стоял лишь швейцар в золоченой ливрее. Увидев подходившего Углова, он услужливо распахнул дверь.

Статский советник шагнул в нее, затем слегка задержался и сказал:

— Слушай, братец, мне необходимо увидеть императорского лейб-медика господина Мандта. Он в каких покоях квартирует?

— А это вам не сюда, ваше благородие! — отвечал швейцар. — Это вам надобно со стороны собора зайти, там отдельный вход имеется.

— Спасибо, братец, — сказал Углов и отправился разыскивать нужный вход.

Разыскал он его без особого труда. Однако нужная дверь, в отличие от главного входа во дворец, оказалась закрыта. Углов подергал висевший сбоку звонок — никакого ответа. Он постучал — результат тот же. Тогда он забарабанил в дверь так, что она затряслась, и прокричал:

— Открывай немедленно! От его сиятельства графа Орлова! Если не откроете — выломаю дверь!

Эта угроза возымела действие. Послышался звук отодвигаемых засовов, дверь приоткрылась, и в ней показался чей-то испуганный глаз, который принялся изучать грозного посетителя. Однако Углов не собирался ждать результатов этого изучения. Он толкнул дверь изо всех сил, цепочка отлетела, и он оказался в темной передней.

Перед ним стоял худой человек лет сорока, среднего роста, в криво застегнутом сюртуке.

— Ты Мартин Мандт? — спросил его Углов.

— Я рюсськи не понимайт! — отвечал человек, тараща водянистые серые глаза. — Я не есть Мартин Мандт, есть sein Assistent!

— Ах, помощник! Хорошо, а где же лейб-медик? Мне необходимо с ним срочно переговорить!

— Я не знай, совсем не знай! — заверил «ассистент». — Герр Мандт уехал, да, уехал!