Павел Муратов - Книга без названия

Странным оазисом кажутся розы святого Франциска здесь, в Субиако. Более суровые и грозные веяния монашествующего полувосточного христианства остались в Субиакской долине. Два ворона, которых до сих пор содержат в монастыре в память святого Бенедикта, представляются свидетелями каких-то необычайных древних борений человеческого духа с природой. Здесь невольно вспоминаешь рассказы о их долгом возрасте, и карканье этих черных монашеских птиц кажется единственным живым голосом умолкнувшей и опустевшей латинской Фиваиды.

Прекрасная горная дорога ведет из Субиако в Олевано. Она то поднимается вверх на маленькие перевалы, то сбегает петлями вниз к шумящим ручьям. Поля, виноградники, фермы встречаются изредка по ее сторонам. Великолепные дикорастущие черешневые деревья раскидывают над ней свои кроны, опирающиеся на высокие и прямые, лиловатые и серебристые стволы. Только для горных птиц краснеют их зреющие плоды. Спустившись в довольно глубокое и очень узкое ущелье, дорога начинает затем подниматься на главный перевал к Беллегре. Отсюда, с вершины, открывается сразу обширная панорама долины Сакко, за которой встают горы Вольсков и Альбанские горы, а в промежутке между ними блестит полоса моря. Беллегра остается справа, Олевано видно внизу, Вальмонтоне пестреет за ним на своей горке, и на таких же горках видны расположившиеся вдали в Сабине и в горах Вольсков Сан Вито, Капраника, Сеньи, Артена, и чуть мерещится на горизонте Веллетри в горах Альбано.

Этот удивительный вид можно постоянно созерцать из Олевано. В часы заката он приобретает непередаваемую словами картинность. Голубые, синие, лиловые, красные и золотые тона сменяются на всех трех горных хребтах, видимых отсюда, с торжественностью чисто идеального пейзажа. Утро и вечер становятся здесь такими грандиозными художественными темами, что перед ними даже воспоминание о пейзажах Клод Лоррена кажется воспоминанием о каком-то малом интимном искусстве. Повторить в искусстве это чудесное явление латинской природы едва ли доступно человеческим силам. Многочисленные художники, не перестающие посещать Олевано, хорошо знают это и потому более охотно обращаются к живописному силуэту самого городка и ко всем подробностям его прелестного и простого существования.

Для художника, затронутого духом Лациума и красотой латинской жизни, Олевано – истинный рай. Вечно тяготеющие к Риму германцы оценили его давно, и соседний с городом дубовый лес Серпентара, где работало столько немецких энтузиастов Рима, составляет ныне собственность Германии и ее живописцев. Для всех прочих гостей Олевано предоставляет старинный приют художников, Casa Baldi [139], или другую гостиницу – альберго Рома. Надо признаться, что жизнь в альберго Рома прибавляет много прелести к пребыванию в Олевано. Я не знаю гостиницы более уютной и приветливой, с ее добрыми традициями, с ее старинной мебелью, с окружающим ее плодовым садом и виноградником, производящим отличное вино, с ее расположением на некотором расстоянии от городка, перед безмерным видом на горы и на Кампанью.

Счастливые, полные глубоких и чистых впечатлений дни можно прожить в альберго Рома. Здесь можно вновь обрести утерянную мерность и полнозвучность настоящей жизни. Среди мирных оливок и деревенских роз этого скромного сада, в тени вырезных виноградных листьев и наливающихся прозрачным соком гроздьев, здесь можно стать участником всех событий латинского лета. "Виноградник – все в этой стране. Он соединяет три сельских божества – Вакха, Цереру и Помону. Между рядами лоз здесь сеют пшеницу и сажают миндаль, который возвещает весну своим ранним цветением, как жаворонок своей песней. Среди виноградников видны также оливковые деревья с серой узорной корой и мелкими листьями, отливающими в переменном свете дня то серебром, то бронзой. Кроме того, здесь растут персики, яблоки, груши, гранатники, пылающие красными цветами, орехи, каштаны и фиговые деревья, плоды которых сладки, как мед. Все эти деревья образуют как бы единую благодетельную цепь, и ее звенья отвечают течению времени. Когда уже прошли плоды одного дерева, другое предлагает свои и третье обещает дать хороший сбор. Так как я провел все лето в Лациуме, то каждое из них, за исключением запаздывающих оливок, платило мне дань по очереди, и мой стол никогда не оскудевал". Такими благодарными строками помянул Грегоровиус одно виргилианское лето, прожитое им недалеко от Олевано, в поднимающем свои коричневые стены над зеленью садов Дженадзано.

Мимо Дженадзано проходит дорога из Олевано в Палестрину. Еще долго видно с нее Олевано, темнеющее на синевато-сером фоне высоких гор Беллегры. После длинного спуска долина Сакко встречает путешественника менее легким, влажным воздухом, более разнообразной и более могучей растительностью. По этой долине проходит естественная дорога из Рима в Неаполь, из средней Италии в южную. Сколько раз ее идиллические пейзажи привлекали северных людей, как легенда о земле обетованной. В окрестностях Дженадзано поражают огромные развесистые ореховые деревья. Все зелено здесь, и овраги заполнены свежими и тенистыми лесами. Склонившееся к вечеру солнце бросает в них сквозь чащу листвы свои тяжелые стрелы. Но еще долго мы объезжаем высокую, падающую длинной наклонной линией гору Рокка ди Каве, за которой скрывается Палестрина.

В окрестностях Палестрины останавливают внимание многочисленные pergola, – навесы из виноградных лоз, поддерживаемые круглыми белыми столбами. Виноградных pergola много в Италии, но pergola такого красивого рисунка встречаются только здесь. Что-то античное есть в этих белых столбах с яркими синими и розовыми тенями узорных листьев. Палестрина, впрочем, полна античными веяниями. Начиная от Порта дель Соле путешественник вступает здесь на почву величавых классических воспоминаний. Античная Пренесте была знаменита своим грандиозным храмом Фортуны, и нынешняя Палестрина вся уместилась на развалинах этого храма. На самом месте святилища стоит великолепный дворец барокко – палаццо Барберини. Амфитеатр ведущих к нему лестниц повторяет лестницы, которые вели к храму Фортуны. Всегда эти лестницы увлекали и очаровывали архитекторов. Виньола и Палладио знали о них, мастера XVII века вдохновлялись ими, и совсем недавно они понапрасну искусили строителей памятника Витторио Эммануэле в Риме.

Еще другой мотив дала Палестрина строителям неудачного патриотического монумента, – мотив алтаря, украшенного по углам крылатыми Победами. Этот алтарь можно видеть до сих пор в саду епископа, среди скромных клумб монсиньора и под железным навесом, воздвигнутым его наивной заботливостью. Другие замечательные алтари стоят в торжественном вестибюле палаццо Барберини, и там же помещена прославленная "нильская" мозаика, найденная на месте храма Фортуны. Гиппопотамы и крокодилы, папирусы и лодки с косыми парусами говорят о странной моде на Египет и все египетское, которая распространилась в императорском Риме, подобно тому, как мода на Китай распространилась при Версальском дворе XVII века.