Олег Иванов - 1923

— Ну что, поздравляю с новосельем, сказал Николай, выкладывая редкие в тогдашней Москве апельсины. Это брат, большое событие. Сына то как назвали?

— Владимиром, гордо сказал Алексей. Как вождя.

— Ну вот и прекрасно. Это же здорово. А где они сами?

Из-за ширмы появилась жена Алексея - худенькая после родов молодая женщина с короткими волосами и трогательной шейкой.

— Э, Алексей. А где же ты такую красавицу откопал, с чистым сердцем позавидовал Николай. Женщина была в его вкусе.

— На Каховском плацдарме. Мы там вместе с Левкой Мехлисом воевали.

— Здравствуйте Николай. Татьяна - коротко представилась женщина. Спасибо Вам большое за белье, оно очень кстати. И Надя нам очень сильно помогает. Она сейчас уехала, обещала няню привезти.

— Раз обещала, значит привезёт. А ребенок спит?

— Спит. А он всё время спит. Такой соня - её лицо осветилось изнутри какой-то радостью, недоступной для мужчин.

— Таня, а Вы что в Каховке делали?

— Как что, воевала. Я у Василия Константиновича Блюхера в штабе Правобережной группы была, переписчиком. У меня почерк хороший. Мне даже орден дали.

Алексей закончил приготовления и замахал руками.

— К столу. К столу. Давайте, порубаем. - Он разложил фрукты на тарелке, к коньяку достал стаканы, наверное из домашних запасов достал ветчину и банку сметаны. Коля, на правах старшего, разлил коньяк маленькими порциями. Заметив движение Алексея, он улыбнулся и сказал

— Леша, ты теперь ответственный человек. Поэтому привыкай к другой жизни. Люди много веков общаются друг с другом и поэтому выработали определенные правила. И тебе придётся эти правила выучить. Ну, за новую жизнь. Пусть у Владимира она будет счастливой и долгой.

Они выпили, потом минут через пять болтовни, повторили. Николаю было интересно, что привело в революцию эту женщину, да ещё на совершенно мужскую должность писаря при штабе. Машинок в армии практически не было конца 50-х годов, а бюрократия плодила приказы и распоряжения начиная с Петра Первого. Поэтому люди с хорошим почерком ценились. На фоне поголовной неграмотности они были редкостью, их вылавливали, оценивали, они служили обменным фондом. Но зато и жизнь у них была попроще, не такая как у обычного бойца на передовой. И опять же у начальства на виду.

— Таня, а как ты к Блюхеру попала? Тебе ведь лет и сейчас то немного, а тогда наверное совсем маленькая была?

— А мы с мамой и папой ехали из Петрограда на Украину. На поезд напали бандиты, началась паника, вот я и отбилась. Так и шла одна, пока не наткнулась на ребят, комсомольцев из Полтавы. Так с ними и шаталась. Куда их, туда и я. Так мы в армию и попали.

— Ну, ты только не рассказывай, что тебе за почерк орден дали. В разведку наверное ходила?

— Ходила, Маленькая была, меня никто не трогал, наоборот даже подкармливали.

На третьей рюмке в комнату вошла Надежда с какой-то старушкой бабушкой. Им тоже налили, и бабушка, перекрестясь, с прибаутками лихо выпила, со значением поглядев на Николая. Наверное его посчитала главным. А может быть возраст был ближе. Алексей достал гитару, и запел. Пел он хорошо, играл тоже. Было видно, что учился. Коля обратил внимание на его пальцы - длинные и тонкие, они совсем не вязались с общим образом эдакого бойца краснофлотца. Он пел что-то вроде тихоновских баллад начала двадцатых годов

«Ночь стоит у взорванного моста

Конница запуталась во мгле»

От коньяка Николая разморило. На душе было тревожно, как после звонка кредитора. Он пытался сосчитать сколько человек уже успели убить, за этот неполный месяц его приключении. Получалось что уж очень много. В его время он не видел столько и за десять лет жизни. Ему снова вспомнился пыльный и залитый кровью пол на даче «Нефтесиндиката», потом бокиевские ребята, лежащие в ряд на обочине дороги. Господи, пронеси мне испытания эти, взмолился он. На душе всё тяжелело, всё неожиданно стало сумрачным и тяжёлым. Ну что за жизнь, в который раз взмолился он. Ведь я тут не при чём. Никуда не лез, взят был статистом, моя роль была ходить и улыбаться. А получилось опять вот такое безобразие. Сглазили меня, что-ли. Мало, там, к XXI веке неприятностей куча, так ещё и здесь. Неужели это сидит во мне? Неужели куда я не пойду, это будет преследовать меня без конца, без остановки.

Чтобы сбить этот настрой, он глотнул конька и взглядом попросил у Алексея гитару. Потом заиграл Городницкого

«Зовет за тридевять земель трубы серебряная трель

И лошади несутся по стерне

Зачем тебе святая цель, когда пробитая шинель

От выстрелов дымиться на спине?»

Привычный лад гитары успокоил и Николай снова вошёл в ровное, рабочее настроение. Всё равно у него не было другого выхода. Только вперёд, а что там отмерено господом, надо принять и нести со смирением. Жаль, если убьют. Но умирая надо сознавать, что ты сделал всё, что мог. А смерть, что смерть. Может, как обещал Линь, зачтется в будущих перерождениях.

Николай отпустил Александра, и они с Надей пошли пешком на Солянку. Вроде идти было недалеко, а получилось долго. Совершено другой Охотный ряд, маленькие, невысокие домишки. Какие-то магазины, ресторанчики. Надя шла молча, наверное думала о чем-то. Коля тоже молчал, потому что на душе было по прежнему тяжко.

— Ну что, как тебе эта пара?- спросила Надежда.

— Хорошие ребята, задумчиво ответил Коля. Дай им бог счастья. А Лешка сам верит в то, за что борется. Это в таких кругах не частое явление.

— Да и Татьяна тоже считает, что другого пути у России нет.

— Ну, Татьяна очень молода. Её сунули в комсомольскую среду, вот она и приняла законы этой группы, Попала бы она к другим - приняла бы другие законы. Женщины они вообще как обезьянки, об этом ещё Мопассан писал.

— А что нам ещё остается. Мы живём в мужском мире, приходится приспосабливаться. Вот странно, Коля, я читала, что женщин на Земле больше чем мужчин. А законы всё равно устанавливают мужчины. И правила жизни тоже они. Женщины никогда бы не воевали и не делали революций.

— Я боюсь, ты плохо знаешь женщин. Они по жестокости могут не уступать мужикам, а иногда даже превосходят. Впрочем, я давно понял, что это только кажется. что мир вокруг нас мужской. Он на самом деле сделан так, чтобы женщины могли без помех делать своё единственное дело, рожать детей.

— А если женщина не хочет только рожать детей? Если она хочет работать, бороться, воевать? Разве она может добиться этого.

— Конечно может.

— Странный ты какой-то Коля. Почему же может. Ведь ей приходится пробиваться через непонимание, через вражду мужчин. Они не любят конкуренции.

Так они болтали, пока шли мимо будущей Думы, мимо Большого Театра, сияющего огнями со своей квадригой, сильно выделявшейся на фоне темно-синего неба