Олег Иванов - 1923

— Надь, а что ты будешь делать после? - спросил он, когда знакомая громада политехнического музея замаячила за поворотом.

Она всё поняла сразу. Наверное тоже думала об этом.

— Ты всё таки не возьмёшь меня. - это прозвучало утверждением, а не вопросом. В нём даже горечи не было, так, констатация факта.

— Нет, не возьму. Некуда и незачем. Здесь видишь сколько дел. Да и жить тут значительно проще.

— Я понимаю. Придумаю что-нибудь. Видишь, сколько полезных знакомств образовалось. Без работы не останусь, а всё остальное тоже потихоньку приложится. А что, совсем нельзя?

— Совсем.

— А ты хоть будешь приезжать?

— Наверное буду. Николай ненавидел эти объяснялки. Что можно сказать, когда не знаешь ничего. Что можно обещать, когда завтра всё изменится за час. Он остановился и повернул её лицом к себе.

— Ты знаешь, Надя - я не знаю, что будет завтра. Тем более, я не знаю, что будет позже. Но я могу сказать тебе одно. Я буду помнить тебя. Как бы то ни было, ты вошла в мою жизнь. Будем надеяться, что я сумею вернуться. А если вернусь, я найду тебя.

Она посмотрела ему в глаза, а потом уткнулась лицом в плечо, прижавшись к нему всем телом.

— Спасибо. Чтобы не случилось, я буду ждать тебя. Ты только вернись. А остальное мы сделаем. Как ты говоришь, порешаем.

Наутро Николай поймал Аршинова в своём кабинете и начал методично, пункт за пунктом ставить вопросы, на которые он хотел бы получить ответы. Аршинов потел, недовольно ёрзал, но вскоре уловил смысл и стал заинтересованно думать. В результате этой кропотливой работы стройная теория, разработанная в Берлине, зашаталась и сильно накренилась. В неё не вписывалась по времени армейская операция в Таджикистане, в неё совсем не вписывались ограбления квартир востоковедов в Петрограде. Совсем не получалось немецкого следа. Так, например, если Свен Гедин знал все нужные заклинания, то почему он молчал так долго. Наверняка, адепты восточных мистерий с удовольствием бы использовали эти ритуалы за четыре года кровопролитной войны, раздиравшей континент на два противостоящих блока. До отравляющего газа додумались, до аэропланов с бомбометанием тоже. А вот до тибетских мистерий пришлось ждать аж пять лет после её окончания? И люди тогда были не менее решительные чем сейчас. Но если теперь это надо делать в подполье, то тогда это вполне можно было осуществить с полным благословлением государства. На самом деле вопросов выплывало очень много.

Они со Степаном попытались порешать их поездкой к Бокию. Глеб Иванович их быстро принял, но ясности со своей стороны тоже не внёс. У него вырастала детальная картина конкретных действий, по типу кто что сказал, кто когда отгрузил, но общий вид был для него ещё более невнятен.

— Глеб Иванович, а что Ваш отдел знает про тайные общества в России - на всякий случай спросил Николай, например масоны или там Гурджиев?

— По масонам у меня вполне ясное представление. Они укрепились в России с XVIII века, ещё при Екатерине Великой. Она их преследовала, но не сильно. И далее, при всех царях это было модным поветрием для высшего Света. У меня создаётся впечатление, что это было нечто вроде клуба, объединяющего людей одного уровня в разных странах. А вся эта ритуальность - исключительно от эпохи романтизма.

— То есть, рококо, Жуковский и масоны - это всё одна эстетика?

— Практически да. Мне кажется, что идея «Пролетарий всех стран, соединяйтесь!» она была вторичной, после идеи о соединении высшего света всей Европы.

— Значит, по вашему, это безобидная говорильня? - вмешался в этот высокоучёный разговор Степан.

— Не только. Когда говорят люди облечённые властью, политической и финансовой, даже зряшные разговоры могут иметь крупные последствия. Возможна и была какая-то согласованная политика, но она была отделена от конкретных государств.

— То есть, Германия не могла приказать своим масонам добиться чего-то от своих русских собратьев?

— Ещё Ленин сказал, что буржуазия, как и пролетариат, не имеет отчества. Для масонов были важны их внутренние дела. А всё остальное они рассматривали как проходящие события.

— Значит, масоны тут не при чём - сказал Николай.- Я при всём богатстве фантазии не могу представить себе единую политику, которая совместила бы интересы правящих кругов разных европейских блоков. Разве что в случае китайского нашествия.

— Ну почему. - Глеб Иванович развёл руками. - Например ликвидация самодержавных монархий и замена их на республики. Распад империй на национальные государства - это их давние идеи, ещё начиная с Французской революции. А в 1910 году Беклемишев подвел под это экономическую базу, написав, что содержание имперского аппарата стало слишком дорого обходиться для финансовых кругов. Считалось, что республики эксплуатировать дешевле.

— Тогда их тоже надо убирать из рассмотрения. Ибо если он настолько всесильны, то нет смысла с ними бороться - всё равно проиграешь. И лучший способ борьбы в этом случае, это пойти и тихонько застрелиться в уголке, чтоб не мучиться- Николай безжалостно процитировал Бушкова, но как оказалось, эту шутку в 1923 году знали, потому что Аршинов и Бокий только кисло хмыкнули в ответ.

— Я думаю, надо смотреть в архивах Генштаба - неожиданно сказал Степан. Кто с ними работал, что брал. Эти записи должны остаться. Вряд ли оппоненты будут отсекать хвосты и там. И потом, по бумагам найти следы проще, что, кстати, у Вас с Кунсткамерой?

Бокий пожал плечами

— Тут всё совсем непонятно. В Кунсткамере были люди из Наркоминдела. Мы посмотрели на бумаги, они за подписью Ганецкого, он там член коллегии.

— Что ж тут странного? Решили какому-нибудь важному собирателю подарок сделать. Вот и взяли музейную вещь. Не очень хорошо, кончено, но к сожалению, в наших условиях вполне естественная вещь - Степан пожал плечами, выражая свое неодобрение подобной практикой.

— Мы проверяли. В Наркомате совсем ничего не знают об этой акции. Похоже, это личное деяние Якова Станиславовича.

Коля вспомнил китайский ресторан в Петербурге и рассказ про Ганецкого, как агента Германского Генерального Штаба. Это след. И он ведёт к немцам. Но Бокию мы его не покажем. Чёрт их знает, как они отнесутся к тому, что я своими лапами трогаю светлую память Владимира Ильича. Как бы не отнеслись плохо.

— Я думаю, что надо ехать в Питер и посмотреть на дело оттуда. Глеб Иванович додёргает за те ниточки, которые видны отсюда, а мы со Степаном Терентьевичем посмотрим, что можно сделать там. Нам будут нужны документы и мы должны попасть в архивы генштаба.

— Я за - сказал Бокий. А документы я думаю надо будет сделать от Секретариата. Они откроют любую дверь.