Александр Смирнов - Черный гусар. Разведчик из будущего

Утром они распрощались, и уже через несколько часов отряд в количестве пятидесяти двух человек выступил в сторону Ораниенбаума.

В этот день впервые за столько дней пошел снег.

Россия. Санкт-Петербург, Ораниенбаум.

Ноябрь-декабрь 1745 года.

Дверь в кабинет скрипнула, и вошел офицер. Инквизитор оторвался от бумаг и взглянул на него.

— Ну, чего тебе? — проговорил старик.

— В Петербург вернулся Черный гусар, ваша светлость.

Ушаков положил перо. Поднялся из-за стола и подошел к окну. На улице была мерзкая погода. Второй день шел не то дождь, не то снег. Белоснежные снежинки кружили в холодном питерском воздухе, падали на теплую землю и тут же таяли, оставляя после себя многочисленные лужи.

Инквизитор облегченно вздохнул. Наконец-то он дождался возвращения Черного гусара. Под таким именем у него среди агентов, а тот им являлся, значился барон фон Хаффман. С негодованием он воспринял в свое время отъезд гусара, понимая, что на какое-то время Великий князь останется без присмотра, а тут еще эти слухи. Поговаривали, что под Ораниенбаумом ходит какой-то не то старец, не то блаженный, который твердит «на всю ивановскую», что ему известно грядущее. Да вот только супротив решения Великого канцлера не попрешь. Алексей Петрович лично настоял на том, чтобы барон отправился набирать солдат для наследника. Прошло достаточно времени, и вот Черный гусар вернулся.

— Ну, докладывай. Что там? — спросил Ушаков.

Офицер кратко описал события последнего дня.

Выяснилось, что барон вместо пятидесяти человек, что должен был доставить из Голштинии для великого князя Петра Федоровича, привел пятьдесят одного. Последнее очень удивило инквизитора. Он тут же уточнил: не ошибся ли офицер, докладывая ему это.

— Никак нет, ваше сиятельство, не ошибся.

— Хорошо, продолжай, — проговорил Ушаков.

После того как разместил голштинцев, отправился в столицу, где и встретился с графом Бабыщенко и князем Сухомлиновым. О чем разговаривали приятели, агентам узнать так и не удалось.

— А вот это существенный недостаток, — проговорил инквизитор, по-прежнему наблюдая за снегом, что кружил за окном. — Необходимо впредь таких недочетов не допускать.

Ушаков не доверял на все сто процентов пруссаку. Мало ли, какие мысли бродят в немецкой голове. Уже один раз случилось, что прозевали, и к власти пришел Бирон. Не хватало, чтобы нечто подобное повторилось. Кто знает, может быть, принц Фридрих Август, родной дядька наследника, пообещал тому солдат и средств для свержения нынешней власти? Или тот же король прусский Фридрих, прозванный Великим? Ведь возвращался же барон через прусские земли? Мало ли что утверждает, что дезертир, а если лукавит? Кто ведает, а вдруг призван Фридрихом для свержения законной правительницы, дочки Петра Алексеевича — Елизаветы? То-то непорядок. А тут этот ротозей, другого слова Ушаков сейчас просто подобрать не смог, даже не в курсе, о чем барон шушукался со своими приятелями. Свежи еще были в памяти Андрея Ивановича те дни, когда гвардия свергала с трона ненавистного Бирона.

— Установить за бароном наблюдение, — приказал Ушаков, — да мне все своевременно докладывать. К Бестужеву он уже ходил?

— Никак нет, ваше сиятельство. Почти весь день в трактире провел.

— Не иначе, в обществе какой-нибудь молодки?

— Так точно, ваше сиятельство.

Ушаков усмехнулся. Какими бы ни были в Европе девушки, а наши были краше всех. Он и сам бывало, в молодые годы, ни одной юбки не пропускал.

— Вот что, любезный, — проговорил он. — Отправь человека к барону с приказом, чтобы тот немедленно прибыл в Экспедицию. Ежели откажется, под арест.

— А не рано ли, ваше сиятельство? — удивился офицер.

— Как бы это оно того, не поздно было.

— Будет исполнено, ваше сиятельство.

— А теперь ступай.

Служивый ушел, а инквизитора замучил кашель. Намедни, прогуливаясь по столице, умудрился простудиться. А уже ведь не молод. Оттого такие простуды о себе все чаще и чаще знать дают.

— Пора бы тебе, Андрей Иванович, на покой, — обратился сам к себе Ушаков. Годы уже не те, чтобы экой махиной руководить. Дорогу, пожалуй, нужно уступать тем, кто помоложе. Да вот только не на кого все оставить. Разве что Шувалов. Да вот только горяч он. Как получит в руки всю полноту власти, так сразу на Бестужева-Рюмина зуб будет точить да ловить того на ошибках. Хитер канцлер, да все равно промахи совершает. Но сейчас он нужен и государыне, и стране. Где мы еще такого толкового соправителя найдем?

Закашлял. Отошел от стола. Сел за стол да вновь к своим бумагам вернулся.

Граф Бабыщенко поднял бокал с руантальским вином и произнес:

— С возвращением, барон!

— С возвращением, — поддержал Семена князь Сухомлинов.

Сделали по глотку, и оба одновременно скривились.

— Ну и кислятина, — прошептал Бабыщенко, ставя бокал на стол. — Неужели именно это вино пьет мой друг Карл?

— Это, — подтвердил Игнат Севастьянович.

— Если это, то его рассказ, как он с султаном поспорил, — вранье.

— Или султан не пил ничего вкуснее этого, а тот напиток, что он предлагал барону, еще хуже, — усмехнулся фон Хаффман. Прежде, чем угостить приятелей вином, Игнат Севастьянович поведал им историю, рассказанную Мюнхгаузеном.

— И все равно, то, что вам рассказал барон, больше смахивает на фантазию, — продолжал между тем князь. И тут он взглянул на Игната Севастьяновича: — А ведь вам пришелся по вкусу сей напиток, барон?

— Не буду скрывать — он мне понравился. Конечно, не шедевр, но все же.

Игнат Севастьянович хотел было сказать, что в день отъезда из Риги посоветовал Карлу Иерониму фон Мюнхгаузену, что неплохо было бы на его месте записывать похождения. Барон обещал подумать. Фон Хаффман сомневался, что Карл прислушается к его советам. Все же автором рассказов о похождениях барона, скорее всего, станет кто-то другой.

— Давай, приятель, лучше водочки, — предложил граф Бабыщенко. — От нее куда больше толка, чем от этой кислятины.

— Возможно, — согласился с ним барон, — вот только есть одна маленькая проблема…

— Какая? — уточнил князь.

— Я хотел посетить Великого канцлера.

Князь Сухомлинов понимающе кивнул. Он прекрасно понимал, что барон лишь на день вырвался из Ораниенбаума в столицу. Вот только, оказавшись в знакомом трактире, застрял надолго. Граф и князь с самого утра отдыхали здесь в обществе девиц. При появлении барона девицы были вынуждены покинуть их общество. Сначала фон Хаффман не собирался тут долго засиживаться. Спешил сначала к Великому канцлеру, затем… Куда, он не пожелал рассказывать, но князь в душе вдруг понял куда, но говорить во весь голос о своей догадке не стал. Не его это тайна. Задержался.