Александр Золотько - Цель - Перл-Харбор

— Что ж тебя так развезло… — Костенко остановился возле танка, посмотрел на небо. — Где же они?

Сухарев оперся рукой о броню, вскрикнул, отдернув руку. Солнце нагрело металл, почти раскалило.

— Вы о ком, товарищ капитан? — спросил Сухарев.

— О «мессерах», естественно… — Костенко приставил ладонь козырьком ко лбу. — Не могли же они просто так…

— Почему просто так? Они полетели вдоль дороги… До самого фронта… — Сухарев вытер кровь с подбородка ладонью, а ладонь вытер о галифе. — Вы мне губу разбили, товарищ капитан…

— Жаль, что башку не снес… — не отрывая взгляда от неба, бросил Костенко. — Под двадцатой бомбардировкой — и такой конфуз…

— Конфуз… — повторил Сухарев. — Бывает. Мне говорили, что у каждого свое время на ошибки. И количество ошибок, которое отпущено на жизнь. И пока всех не допустишь — не умрешь…

— Ага, — кивнул капитан. — Бывает… Где же… Вот…

Снова послышался нарастающий рев двигателя и пулеметные очереди. Истребители возвращались тоже вдоль дороги, оставляя за собой дымные столбы горящих машин.

Сухарев проводил немцев взглядом, потом поднял голову и увидел, как тройка самолетов пикирует сверху к дороге…

— Вон еще немцы, — Сухарев указал пальцем.

— Какие немцы… Наши. Тройка — значит наши. Немцы парами работают. — Костенко снял фуражку. — Куда же они лезут?

— Немцы?

— Наши, мать их! «Ишаки»…

— Так собьют они немцев к черту! — Сухарев посмотрел на капитана. — Три против двух — собьют же?

Звено «И-16» спикировало к дороге, «мессеры» ушли вправо-вверх, выскользнув из-под огня.

— Бегут же! — крикнул Сухарев. — Уходят…

— На вертикаль, — тихо сказал капитан. — На вертикаль…

«Ишаки» развернулись резко влево, пошли за немцами вверх.

— Сейчас они их! Сейчас!

Кто-то возле дороги закричал «ура!». Красноармейцы наконец увидели свои самолеты, и не просто увидели — краснозвездные истребители их защищают, прикрывают… И сейчас, конечно, завалят немцев… Завалят…

Головной «ишак» вдруг качнулся, крыло отлетело в сторону, и самолет, вращаясь, устремился к земле. Виток-виток-виток… Удар. Взрыв. Ведомые разошлись в стороны, но один из них тут же столкнулся с оранжевым пунктиром трассеров, скользнул на крыло, потом сорвался в штопор…

— Как же это?.. — пробормотал Сухарев.

— А это — еще пара «мессеров» вверху. Двое выманивают на себя наших, двое загоняют их в землю… — Костенко ударил кулаком по броне. — А наши… Подставились ребята.

Уцелевший «ишак» резким разворотом ушел от пулеметных очередей.

— Уходить! — крикнул Костенко, будто летчик в истребителе мог его слышать. — Не на вертикаль!

«Мессершмитты» один за другим заходили на «И-16», но никак не могли попасть. Через минуту самолеты исчезли, и удалось «ишаку» уцелеть или нет, Сухарев так и не узнал.

— Они небо чистят. Провоцируют наших, потом сбивают. А потом прилетят бомбардировщики… — Костенко выругался. — Скоро прилетят.

Их полуторка, как ни странно, могла ехать. Несколько дыр в кабине и кузове — и все. Двигатель завелся, водитель объехал горящую машину.

— До города — пять с половиной километров, — сказал старший лейтенант Зимянин. — Если повезет…

Им почти повезло.

Где по дороге, где по обочине, водитель дотащил их полуторку до окраины. И вот там везение кончилось.

Вначале Сухарев услышал, как открыли огонь зенитки. Часто застучали зенитные автоматы, в небе над городом повисло несколько дымных комков.

— Ходу! — крикнул Костенко, ударив ладонью по крыше кабины. — Давай к домам…

Полуторка дернулась, набирая скорость, но тут справа вынырнула легковушка, подставила бок.

Водитель грузовика даже затормозить не успел, машина ударила «эмку», проволокла ее несколько метров и опрокинула. И почти в тот же момент сзади в полуторку ударился следовавший за ней грузовик.

Сухарева швырнуло вперед, под ноги Костенко и Зимянина. Закричали дети. Потом вой пикирующего бомбардировщика перекрыл все звуки вокруг. Рев двигателя — вой сирены — свист бомбы — взрыв.

«Эмка» взлетела в воздух, разваливаясь на части, Сухарев почувствовал, как какая-то сила подхватила его и швырнула прочь из кузова, на стоявшую сзади машину.

Темнота.

Темнота и тишина.

У Сухарева не было ни рук, ни ног… тела вообще не было. Только мозг, который плавал в кромешной темноте. В темноте и безмолвии.

Потом вернулось ощущение тела. И боли. Ослепительной, огненной боли.

— Живой… — сказал кто-то над самым ухом Сухарева.

— Я… Живой… — прошептал лейтенант.

— Повезло тебе…

Сухарев открыл глаза — рядом с ним сидел старший лейтенант Зимянин. Сухарев не сразу его узнал — голова старшего лейтенанта была обвязана бинтами. Свежими бинтами, но кровь уже начала просачиваться сквозь повязку.

— А комиссар и водитель… — сказал Зимянин. — Насмерть.

— А… — Сухарев облизнул губы. — Дети как?

— Целые и здоровые… Представляешь? Я прикрыл Сережку, Юрка успел Машу и Лизу накрыть. — Зимянин издал странный звук, похожий на всхлип.

Сухарев не сразу сообразил, что это был смех.

— А ты летал… — сказал Зимянин. — Пробил лобовое стекло на «ЗИСе», чуть не убил водителя. В общем, тебе тоже повезло. Несколько сломанных ребер, контузия, осколок вот, правда, под сердцем был, но тут опять повезло, доктор тебе попался хороший. А Юрка до сих пор без сознания…

— Юрка?..

— Капитан Костенко. Врач пока сомневается — выживет или нет.

Сухарев почувствовал, как кровать под ним качнулась, боль хлестнула наотмашь, лейтенант застонал.

— Держись, — сказал Зимянин. — Сильно качает.

— Что качает? Где мы?

— Поезд, — сказал Зимянин. — Нас везут в тыл. Жену Костенко и детей разместили в вагоне персонала.

Сухарев попытался приподнять голову, чтобы осмотреться, но не смог.

— Слышь, лейтенант… — Зимянин перешел на шепот и, как показалось Сухареву, огляделся по сторонам. — Тут вот какое дело… Я не сказал, что Юрка арестован.

— Да…

— Ты меня понял? Я не сказал, что ты…

— Я сам скажу, — прошептал Сухарев. — Доедем до госпиталя — скажу…

— Вот так… — после паузы сказал Зимянин. — Скажешь, значит… Он же тебе жизнь спас…

— Он… — Сухарев перевел дыхание. — Он виновен в смерти Майского… как минимум… А еще…

— Что еще?

— А еще… комиссар полка и водитель… они ведь из-за Костенко попали под бомбу… Выехали бы… выехали бы раньше… успели бы проскочить… А так…

— Сука ты, Товарищ Уполномоченный, — сказал Зимянин.

— Я?.. Д-да… сука… Но я прав… Ты разве этого не понимаешь? Вы разве этого не понимаете, товарищ старший лейтенант?

Сухарев закрыл глаза и провалился в темноту.

Торопов шел по улице посреди проезжей части, по двойной разделительной, и смотрел на дома. Кажется, мимо проносились автомобили, совсем рядом, обдавая потоками упругого воздуха, но ему было совершенно не страшно, скорее интересно. Или даже забавно. Улица менялась. Перед Тороповым — все было как раньше, до появления Нойманна. В меру обшарпанные дома, крикливые рекламные плакаты и убогие вывески. Но там, где Торопов уже прошел, все изменилось. Дома были выше и аккуратнее. Реклама — богаче, вывески… Все было ярче и живее.