Александр Громов - Исландская карта. Русский аркан

— Договорились. — Катенька улыбнулась и вдруг протянула репортеру руку. — Жмите. Не вздумайте поцеловать. И не вставайте.

Вдруг все стало легко и просто. Худшее осталось позади — теперь великая княжна поверила в это. А впереди — о, впереди ждало что-то будоражащее, авантюрное и обязательно со счастливым концом! Как же иначе?

Осталось обговорить еще множество мелких деталей, и до конца грозы это было сделано. Легировский решительно отсоветовал Екатерине Константиновне появляться в Дурасовском переулке и, забрав ключ, сказал, что зайдет в квартиру сам и заберет все вещи «Аграфены Коровкиной».

— Новую квартирку я вам найду, не беспокойтесь. Там вас сам Царапко не сразу сыщет. Ну а послезавтра в Москву прибывает великий князь. Торжественная встреча, молебен, прием делегаций и все такое прочее… Нам туда не надо. Нам в Литерный надо. А знаете что, не очень-то мне нравятся ваши локоны. Я вас к театральным гримерам свожу, они вам новую внешность сделают. Комар носу не подточит. Какие у вас документы?

— Избирательное удостоверение на мое имя и справка об условно-досрочном освобождении на имя Софьи Лейбовны Блювштейн. Пашпорта пока нет, но будет, она мне обещала…

Великая княжна торопливо объясняла, а Легировский молча думал. Потом широко раскрыл глаза.

— Погодите… Вы что, в самом деле собираетесь отдать сообщникам этой воровки три тысячи рублей да еще доплатить за пашпорт?

— Да. Я не понимаю… Я обещала…

— Не вздумайте! Сонька получит свою награду от сыскной полиции, можете в этом не сомневаться. Ишь, стерва! Вздумала сорвать еще три тысячи! Нет, каково?! Забудьте об этом.

Забыть хотелось. И невеликого запаса оставшихся денег было жаль. Великая княжна покачала головой:

— Я обещала.

Легировский только шумно вздохнул и развел руками. Потом сказал:

— Ну хорошо. Только по тому адресу, что дала Сонька, пойду я. Не знаю, что Сонька поняла насчет вас и какие у нее на вас виды. Эта дамочка с воображением… Иду я — и точка.

— Но почему же вы…

— Потому что мне это не впервой. — Легировский озорно улыбнулся. — Кроме того, может получиться недурной очерк или фельетон, там поглядим. Я же газетчик…

Господин Раймон Жерар Гийом Жан Этьен де Буа-Жубер, французский консул на Сандвичевых островах, пребывал в отменном расположении духа. Он только что пообедал под тентом на веранде, с удовольствием ловя лицом ветерок, смягчающий проклятую жару, и намеревался с неменьшим удовольствием расслабленно посидеть в шезлонге, неспешно куря длинную сигару и глядя с высоты холма на бухту.

Немного клонило в сон. В глубине души консул понимал испанцев с привычной им сиестой, но сам еще не решался ввести в консульстве обычай послеобеденного сна. Начальство — далекое, европейское — не поймет. Где ему понять. А рассуждая по здешнему климату, если ты, оправдываясь службой, упускаешь случай предаться неге, то тебя стоит опасаться: как бы не бросился. Поскольку каждому ясно, что ненормальный.

Особенно туземцам. Но также и европейцам, прожившим в Гонолулу месяц-другой. Здесь не Африка. В африканских колониях не покейфуешь, тамошний отдых — та же пытка, разве что не столь злая, как работа. Но здесь везде океан, и дышится совсем по-другому. Цепочка Сандвичевых островов — волшебное украшение тропических широт. Поселиться бы здесь, выйдя в отставку, и жить в тихой радости, вместо того чтобы каждый день заниматься назойливыми людьми и докучными бумагами! В благословенном местном климате дни текут то в неге, то в ее ожидании, и уже не кажутся важными мысли о карьере, а жизнь проходит… О, мон дье…

Попыхивая сигарой и временами вздыхая, консул пытался собрать душевные силы, чтобы как следует разозлиться на обстоятельства — к счастью, минувшие, — да и на себя заодно. Не получалось. Вспоминая недавнее, консул морщился, щупал печень — и не находил сил взвинтить себя, как следовало бы. Напротив, был расслаблен и благостен.

Наконец бросив бороться с собой, он подумал, что сегодня, пожалуй, может позволить себе не особенно утруждаться делами. Заслужил. Нынче утром кончилась пятидневная морока — русский корвет «Победослав» с русским цесаревичем на борту наконец-то отбыл, держа курс к берегам Японии. Буа-Жубер не желал русским зла. Он лишь подумал, что продешевил, приняв на себя обязанности еще и российского консула.

Год назад предложение казалось выгодным. Россия не имела своей консульской службы на Сандвичевых островах. Таковая служба была ей просто не нужна. Каким ветром могло занести русское судно в далекую голландскую колонию? Англичан — заносило весьма часто. Франция конкурировала с ними в торговле с Сиамом, Китаем и недавно открывшейся Японией, но у англичан были еще две цели по ту сторону океана — австралийская и новозеландская колонии. Заходили испанские суда, ну и, разумеется, голландские. Сандвичевы острова самой природой созданы как удобная — да что там, просто необходимая! — база посреди необъятного океана. И отремонтироваться, и переждать ураган, и перегрузить товар, и пополниться дорогим вследствие дальней доставки, но таким необходимым углем… На одном угле голландцы делают недурные деньги, а Британия облизывается, глядя на эти несколько клочков суши, открытые англичанином, но освоенные голландцами… Быть бы войне, если бы Франция неизменно не давала понять алчным британцам, что вмешается в конфликт…

Но русские на Оаху — это ново. За два с лишним века истории колонии российские суда посетили ее всего несколько раз. Буа-Жубер предполагал, что и в дальнейшем будет примерно так же. Принять на себя обязанности русского консула — почему нет? На синекуру зазорно напрашиваться, но принять предложение — это совсем другое и чести не уронит.

Предложение он принял. Принял и жалованье за шесть месяцев вперед.

Прошел год. Из Петербурга с попутной оказией было прислано жалованье за вторую половину года — и более ничего. Никакой диппочты. Никаких министерских циркуляров страшной громоздкости и кошмарного слога, на что русские большие мастера. Ни одного русского судна. Ни одной бородатой физиономии. Буа-Жубер привык получать от русских деньги, не ударив палец о палец, и полагал себя везунчиком.

Грянуло внезапно. Искусно маневрируя под одними парусами, в бухту вошел русский корвет. Под брейд-вымпелом не кого-нибудь, а наследника российского престола!

Начиналось славно. Служба так служба. Раймон де Буа-Жубер даже обрадовался случаю доказать свою полезность. Заканчивалось так, что консул считал часы в ожидании, когда же эти русские вместе со своим цесаревичем уберутся ко всем чертям.