Александр Дорофеев - Мексиканский для начинающих

— Гора с плеч! Стальные орлы! Для них дело минутное, — рассуждал он, подходя к небольшому комнатному с деревянной конической крышей бару, очень похожему на карусель для самых маленьких, едва начавших круговой заезд по жизни. — Что вы желаете?

Седовласый, с поступью барса, просто красивый алькальд с первой минуты призрачно напоминал Василию о выпивке. А теперь все стало по местам — конечно, это был лжеофициант из подземелья. Правда, там он выглядел повнушительней, с большим нобелизмом, нежели в алькальдии, где крыл за милую душу латинским матом. Место красит.

— Спасибо, не пьем, — сдержанно ответила Шурочка.

— Что вы говорите, сеньорита? — расплылся алькальд. — А молодой человек, припоминаю, любитель, с задатками профессионала!

— Это в прошлом, — заглянула она в глаза Василию. И впрямь — ему не хотелось. То ли изумруд подействовал, то ли глаз Моктесумы.

— Похвально, похвально, — одобрил алькальд. — Последний раз в моем баре вы, ховен, [56] Молодой человек. Можно перевести более глубокомысленно. Х-овен — темная овечка, что в принципе характерно для не окончательно сформированного характера. нахлестались, простите, до призрачного состояния — раздвоились, если не растроились. Только отлучился по городским делам, а выставочную бутылку прикончили. Это было поучительно! Кстати, пора представиться, — протянул он руку. — Алькальд города Таско — Примитиво Бейо.

Бывают, бывают такие дни, когда все, ровным счетом все желания исполняются без задержки. Загадывай, чего хочешь, и минут через пять — пожалуйста, на блюдечке! Самое немыслимое, самое невероятное! Какие небесные механизмы тут задействованы — кто знает? Но факт.

И Василий решил испытать нынешний денек до самого дна, задумав чрезвычайно сильное по идиотизму, но слабо сформулированное желание — чтоб Сьенфуэгос показал-таки свои сто огней!

В это время скромный охранник стоял на коленях, тихонечко и трудолюбиво шерудя что-то на смычке пола и стены. И вдруг, засияв, как серебро, надраенное зубным порошком, рассыпался несчетным количеством искр и комнатно-ручных молний.

— Гозетку отгемонтиговал! — отрапортовал он, сильно картавя. — Клянусь вигхен! [57] Вирхен — девственница.

Других последствий электрического разряда не замечалось, лишь зеленая продовольственная кобура здорово посинела, превратив мексиканский флаг во французский.

«Точнее надо быть в желаниях!» — уяснил Василий.

— В конце концов, — сказала истомившаяся в государственном учреждении Шурочка. — Давайте перейдем к делу!

— Почему бы и нет?! — радостно согласился алькальд Примитиво. Он был вообще заметно возбужден совокупностью событий, включая починку розетки. — Какое именно у вас дело?

— Хотим сдать сокровища Моктесумы на строительство храма!

— Сокровища? — игриво переспросил Примитиво, посматривая то на Василия, то на Шурочку. — Моктесумы? — И взгляд его выражал глубокие сомнения в самой возможности наличия у них более-менее сокровищ.

— Васенька, передай алькальду глаз с ушами!

Но только Василий извлек из кармана коробочку, как пришла срочная радиодепеша от ключевой группы захвата: «Сбились пути. Майор Родригесс проколом колеса. Уточните координаты. Прием».

— Пендехос! — воскликнул Примитиво, да так и продолжил уточнять звучной латинской чингадерой. [58] Просто матерщина. — Простите, друзья! Такой суматошный день, — улыбнулся он, временно покончив с командой майора Родригесса. — Мы, кажется, остановились на Моктесуме?

Открыв коробочку, алькальд осторожно двумя пальцами вытащил сначала одно, затем второе ухо и наконец глаз. Разглядел в лупу, сверился с каким-то неимоверно толстым справочником под названием «Желтый домик».

— Действительно, уши Икс-Чель и глаз Моктесумы, — задумчиво сказал он, раскладывая на столе гербовую бумагу, печать и набор стратегических авторучек для особенно важных подписей. — Я, знаете ли, не слишком поражен, потому что сокровища органично дополняют сегодняшний день. От этого дня можно ожидать чего угодно!

И абсолютно прав был Примитиво, мудрый Бейо. Встаешь иным утром и заранее уверен, что в ближайшие двадцать четыре часа ничего не произойдет, кроме завтрака, обеда и ужина. Зато каждая минута другого дня оказывается утыкана событиями, как страждущее тело на приеме у иглоукалывателя.

В следующий миг явилась еще одна, теперь сверхсрочная сверхдепеша: «У цели. Переговоры не заладились. Прос подкреп бюст бывш альк».

Нового алькальда как-то уела такая популярность бывшего. Нагруженный бюстиками Сьенфуэгос был отправлен не только в качестве подкрепления, но и с заданием выявить приверженцев рухнувшего режима.

— Так-так, запишем. Два уха, один глаз, — говорил Примитиво обиженно, как девочка, у которой раскопали «секретик». — Два уха! Глаз один? — повторил с некоторым сомнением, будто намекая на инвалидность сокровища. — Странно-странно. Вы, друзья, уверены, что это на постройку храма? В нашем райском, знаете ли, уголке храм на храме стоит и храмом погоняет! Триста шестьдесят пять — по дням года. Не возвести ли казино?

— Сокровище на храм! — непреклонно сказала Шурочка. — Пусть будет Високосный.

— А молодой ховен, кажется, за казино, — подмигнул алькальд Василию. — Или стадион для боя быков?

Шурочка начала раздражаться.

— Мы-от-да-ем-на-хр-ам! Запишите, припечатайте и, будьте добры, — расписку! А потом хоть баню воздвигайте!

— Да, своя рука владыка, — согласился Примитиво, разглядывая по случаю обе — какая владычней? Остановившись на левой, поздравил ее правой.

Не то что бы нового алькальда заносило по инерции на стезю старого и не то что бы ему очень уж хотелось положить глаз с ушами в свой карман, просто он думал о лучшем их использовании на благо города. И в этот критический для сокровища Моктесумы момент из починенной, к счастью, розетки вытек призрак дона Борда.

— Если ты, примитиво козел, не построишь храм в честь всех святых — пеняй на себя! Я твой бар разорю и тебя по миру пущу, — напустил призрак страху приказным тоном и утек без следа.

То ли алькальду был знаком этот голос, то ли этот тон, но не стал он спорить и заедаться.

— Понял — не дурак! Будет всем святым храм. Сегодня же торжественно заложим краеугольный камень. Клянусь девственницей Гвадалупой! Клянусь всеми девственницами и недавно потерявшими невинность! Клянусь!

И когда Примитиво Бейо закончил клясться, в кабинете якобы самопроизвольно, а на деле-то по умыслу дона, включились все электрические приборы. Напугала электробритва, зарычавшая на серебряном подносе, как бешеный пес. Прочие включения оказались даже кстати.

Раздался гимн «Когда святые в рай идут…» и под него возникли в дверях Сьенфуэгос, двое безымянных героев и майор Родригесс с ключом наперевес и резким ароматом птичьего базара.