Дмитрий Селин - Судьба наизнанку

– Ничего себе, – Алексей разлил остаток, – как они сразу с тобой так долго говорили! Чем ты их убедил, если не секрет?

– Не долго и не сразу, – Николай отломил боковину рыбы, – правила любительской радиосвязи я со времён совка помню. Каждый сеанс максимум пять-семь минут. Много их было, сеансов, – он закинул в рот изрядный кусок, со вкусом прожевал, – а чем убедил? Вот этим, – он показал на трансивер.

– Не понял? – Алексей решил пока сделать паузу.

– Что непонятного? А, ты ведь это дело ещё в школе забросил. В конце каждого сеанса связи я им говорил новую частоту, с шагом по сетке. Мне что, только кнопки нажать. Они настраивались и каждый раз убеждались, что моя частота не уходит. Тогда это обеспечивалось сменными кварцами, а двадцать штук кварцев с таким узким разносом частот ни у кого быть не могло. Но даже кварц не может дать такую стабильность как синтезатор частоты с термостатированием… – он посмотрел на Алексея, – ладно, не буду тебя грузить техническими подробностями. Я им ещё все виды модуляции продемонстрировал – однополосную, с подавленной несущей, даже узкополосную эф-эм. А чтоб совсем убедить, дал послушать собственные голоса и работу на ключе в записи. Вот это их доконало – магнитофоны в частном пользовании появились только после войны.

– Они тебя за агента гэ-пэ-у, наверно, приняли, – поддел его Алексей. С чекистами у Николая были свои счёты. Его дед по отцу, строивший цеха завода дизельных двигателей и ещё какие-то объекты, как раз в начале сорокового года загремел за вредительство. Хотя какое вредительство мог совершить двадцатипятилетний прораб, комсомолец и ярый на тот момент сторонник Советов, дед ему не рассказывал. Только после его смерти Николай нашёл истёртую справку о реабилитации от пятьдесят шестого года, в которой значилась знаменитая статья – пятьдесят восемь-десять. Если бы не близкая война, закатали бы его куда-нибудь на Колыму, а так он продолжал делать то же самое, но под конвоем. Во время войны вывезти из области зэков его лагпункта не успели, слишком быстро продвигались немцы. Лагерники разбежались и разошлись кто куда. Дед Николая с женой и двумя детьми перебрался к родне в Старый Салтов, где успел поучаствовать в подпольной борьбе против оккупантов. Потом история повторилась – перед самым освобождением Харькова его загребает гестапо. Расстрелять не успели, на этот раз быстро драпали немцы. Но от фильтрации бывшего подпольщика это не спасло. Отсидев полгода, он выходит, но через три года садится вновь, уже плотно и без сантиментов. Кантоваться на нарах деду предписали до шестьдесят третьего года, но смерть вождя и бериевская амнистия вернула его в семью. Вот такой хэппи-энд.

– Не надо, – Николай погрозил Алексею пальцем, – на хрена чекисту такую мульку выдумывать?

– Значит, они тебе поверили, – Мишин крутил в руках бокал, смотря сквозь пиво на настольную лампу. Ранее разрозненные мысли постепенно начали складываться в целостную картину, – сколько ещё времени осталось, пока наши власти любительскую радиосвязь не прикроют?

– Минимум сутки есть, а то и три, – не задумываясь, ответил Николай, – такой системы как российский СОРМ у нас нет, поэтому будут действовать по старинке. Пока списки составят, пока обойдут. В Харькове несколько тысяч лицензий выдано, плюс область. Да, трое суток.

– Но ты можешь в первых рядах оказаться, – Алексей хотел исходить из наихудшего варианта.

– Могу, – согласился радиолюбитель. – Всё равно, сутки будут. Только если ты хочешь всему миру о Харькове рассказать, то сразу готовься мне передачи носить. Максимум через месяц в радиоклуб начнут приходить пачками эс-кью-эльки со всего мира. Я ведь не только с Америкой связывался, даже в Америке не только с Джоном и Робертом разговаривал. Так что вычислят меня очень быстро.

– Не вычислят, – уверенно заявил Алексей, – слушай.

Он, не торопясь, изложил только что придуманный план. Николай молча слушал, ближе к финалу скулы на его вытянутом лице проступили ещё сильнее.

– Вот, значит, как, – он отхлебнул тёплое пиво, – а что ты от меня сейчас хочешь?

– Договорись с ними, пусть поставят в известность кого надо. Впрочем, журналист может сам всё организовать. Редакция у него богатая.

– Да, – согласился Николай, – «Нью-Йорк Таймс» это не хухры-мухры. Ладно, давай я к тебе завтра зайду.

– Нет, лучше встретимся за старой школой. Помнишь, где в детстве собирались?

– Разведчик, – покачал головой Николай, вспомнив школьное прозвище Алексея, – может, сейчас это к лучшему будет. Ладно, – он допил пиво, поставил бокал, – до завтра. В двенадцать буду. Мне ещё всё подготовить надо.

– До завтра, – Алексей пошёл к выходу.

Уже в общем коридоре Николай спросил его

– А ты?

– А что я? – обуваясь, ответил Алексей, – я не один.

Домой он пришёл около двенадцати, разделся, сразу лёг в кровать. Маша спала, отвернувшись к стене. «Обиделась» подумал Алексей, обнял её и сразу провалился в глубокий сон без сновидений.

Николай снял наушники, положил их на стол слева от себя, перед трансивером. После ухода Алексея он разговаривал с Робертом. Журналист пообещал как можно быстрее организовать всё, о чём его попросил собеседник из далёкой страны. Следующий сеанс связи был согласован через три часа. Джон сейчас учил американских школьников основам физики в каком-то частном учебном заведении Вашингтона и ещё минимум три часа не мог добраться до радиостанции. Но на всякий случай Николай держал приёмник включённым, вдруг у его корреспондентов изменяться обстоятельства. Из динамиков доносился негромкий шум и шорох, не мешающий думать. А думать было над чем.

Перед ним на столе лежали, выложенные в ряд; промышленный КПК, МР3/4 плеер с видеовыходом в «туристском» исполнении, горстка микрокарт памяти и пара шариковых ручек в анодированных стальных корпусах. Николай брал микрокарты одну за другой и через адаптер сбрасывал на них информацию из компьютера. Собственные наработки и энциклопедии, радиосхемы и отсканированные учебники, любые данные, что могли пригодиться в дальнейшем. Всё, что возможно, он конвертировал в простой текстовый формат, понятный даже китайскому плееру. Сначала он отбирал переписываемые файлы, отсекая лишнее, но потом решил не заморачиваться над той проблемой. Тридцатичетырёхгигабайтных карт памяти должно было хватить. Даже с неоднократным дублированием. Ведь ещё оставалась память плеера, куда, кроме папок с текстами и картинками, он сбросил личные фотографии, немного музыки и штук двадцать коротких видеофайлов. Единственное, что не смог переписать на электронные носители, были рабочие программы, требующие полноценной операционной системы, а не урезанной «Винды» КПК. Но даже программ для КПК набралось почти три гигабайта, раскиданных, правда, среди всех других данных. Что поделать – карты и «гугл эрс» весьма объемисты.