Вильгельм Шульц - Последняя подлодка фюрера. Миссия в Антарктиде

— Это лобстеры! — сообщил вахтенный, занося над мешком багор. Газообразное содержимое мешка со свистом вырвалось наружу, распространяя невероятное зловоние. Даже проведя без малого 2 месяца в походе и адаптировавшись к самым неприятным запахам, источаемым их лодкой, подводники инстинктивно зажали носы.

— Да уж… деликатесы… — проворчал Ройтер. — Это может значить только одно — нашу дойную корову нашли до нас. Сколько у нас топлива?

— На 300–330 километров — максимум. Плюс батареи — это 400. Ближайший берег — около 300. Залив Ла-Плата.

— Отлично. Это просто какая-то насмешка… — процедил Ройтер. Он помнил судьбу «Графа Шпее»… [23] Немецкий «карманный линкор» «Граф Шпее» был потоплен английской эскадрой на рейде Монтевидео. По тому, как происходила битва, и тому пафосу, который затем ей придала пропаганда, этот эпизод можно соотнести с историей русского крейсера «Варяг».

Им еще очень крупно повезло, поскольку Уругвай, пожалуй, единственная страна в этих широтах, которая не была в состоянии войны с Германией и могла, по крайней мере, считаться нейтральной. В Монтевидео — большой нефтеналивной порт — уже не так плохо. У нас есть золото — причем счет идет на тонны. Так что заправить лодку более чем реально. Единственно, не стоит светиться перед аргентинскими или бразильскими военными, но это уж как-нибудь. Дождемся ночи, а затем двинемся в Монтевидео. А в порту уж как-нибудь затеряемся.

И все бы, наверное, так и произошло, если бы за день до этого в Монтевидео не пришвартовались бы американский крейсер «Талса» и фрегат «Сауд-Платт». Корпус «Графа Шпее» покоился на дне в каких-то 350 кабельтовых от их стоянки.

Ha площади у морского собора во Фленсбурге англичане заканчивали приготовления к уничтожению памятника нацистскому преступнику. Неброский обелиск из темного мрамора становился очередной жертвой победной эйфории союзников. Площадь была оцеплена тройным кордоном автоматчиков, машины, бронетранспортеры, не менее роты личного состава. На углу улицы, идущей к порту, «Черчилль» прогревал двигатель. Судя по клубам сизого дыма — маслоотражающие колпачки у него были ни к черту… Немногие жители Фленсбурга, оказавшиеся в этот несчастливый момент на улицах, не без изрядной доли удивления, смешанного с тупым ужасом, в оцепенении следили за происходящим. Лязгнули гусеницы. Из выхлопных труб вырвалось мутное облако. Стальной корпус танка уперся в мрамор. Памятник сопротивлялся, его тогда, в 44-м, установили на совесть. Гусеницы начали проскальзывать, высекая искры из пыльной брусчатки. Вторая атака оказалась куда успешнее. Мраморный корпус треснул. С него слетела круглая свастика и упала на мостовую, рассыпавшись на тысячи осколков, как большой снежный ком распадается на тысячи снежинок. Третья атака уже окончательно убедила союзников в близкой победе. «Черчиллю» удалось развернуться и повалить обелиск. Оставалось только раскрошить мрамор траками.

Ройтер никогда собственными глазами не видел памятника самому себе. Фото в газете производило смешанное впечатление. При взгляде на эту фотографию в груди у него начинало что-то тоскливо скрести. Это не мистика никакая, это какое-то физическое ощущение нереальности происходящего. Возможно, между ним и этим куском мрамора на другом краю света имелось какое-то взаимодействие, ослабившее дар прорицателя. Может, просто совпадение, но именно в день разрушения памятника Ройтер совершил свою, пожалуй, самую серьезную за всю войну ошибку — он пошел на поводу у обстоятельств.

Хотя внешне все было вроде бы в порядке. Зубов на правах старпома обратился к администрации порта с просьбой заправить корабль. Администрация не возражала, но затребовала командира. В 11:00 по местному времени Ройтер, Карлевитц и трое матросов — все по полной форме — сошли на берег.

Уоррент-офицер 3-го класса Джордж Левински за всю войну видел противника близко лишь однажды. И было это в полицейском участке Майами-Дейд, куда он попал после драки в ресторанчике «Бешеный енот». Тогда помощнику шерифа удалось арестовать каких-то подозрительных типов, из-за которых потом началась заварушка. Впервые за всю войну по Майами-Дейд немцы выпустили несколько снарядов. Эту ночь, в которую его едва не пристрелили, Левински запомнил надолго и даже на какое-то время бросил пить. Тем более что Коммандер отыгрался на нем тогда по полной. Причудливый изворот судьбы, и вот Левински сталкивается с теми, с кем он провел полночи за решеткой, во второй раз.

На атлантическом театре войны сражались сотни тысяч человек, тысячи единиц техники, их разделяли огромные безлюдные пространства, встреча с тем же самым врагом во второй раз была практически исключена. Но она состоялась, и ни одна сторона не была к ней готова. Сойти второй раз на американский континент и столкнуться нос к носу с одним и тем же американцем — это уж слишком! Получив долгожданную увольнительную — а теперь, после победы, с ними куда как проще, — Левински поспешил в город, где наверняка бы нашлась пара кабаков с недорогими девочками. Чтобы не повторять ошибки Майами-Дейд, он нашел себе местную гражданскую одежду и походил на обычного гражданского моряка, каких в Монтевидео было полгорода. Прошли бы подводники этой дорогой к зданию управления порта минутой позже — ничего бы не случилось. Но тут… Шествие нацистов в полной парадной форме несказанно удивило уоррент-офицера 3-го класса. Более того, один из этих странных гостей Монтевидео показался ему знакомым. Где он мог его видеть…

Точно! Та ужасная ночь, которая чуть было не стоила ему увольнения с флота… Вау! Ничего себе! Это, должно быть, оч-ч-чень важные птицы! Меня даже, может быть, наградят…

«Гауптштурфюрер СС цур зее (?) Конрад Нойман утверждает, что он командир п\л U-2413

Кавалер Рыцарского креста железного креста с мечами и бриллиантами, кавалер японского ордена „Восходящего Солнца“ 4-й степени, показал, что выполняет важное поручение командования, на вопросы о сути которого он отвечать отказался. Конечный пункт маршрута назвать также отказался».