Вильгельм Шульц - Последняя подлодка фюрера. Миссия в Антарктиде

— Адмирал! — неуверенно начал он. — Вам известен приказ президента Дёница о безоговорочной капитуляции всех флотов? Если вы немедленно не сложите оружие — вы будете атакованы всей мощью флота союзников и уничтожены!

— На мертвецов приказы не распространяются! — отрезал Линдеманн. — Да мне уже приходилось сражаться со всем британским флотом однажды… Линейный крейсер «Худ», помните? К тому моменту, когда сюда подойдет весь союзный флот, что вряд ли, порт уже перестанет существовать. И вы вместе с ним… Я не шучу. Может быть, я единственный в мире капитан, которому приходилось отдавать команду «Отставить „Открыть кингстоны!“» Я не сдался в 41-м и тем более не намерен этого делать сейчас… Кстати, у вас уже 34 минуты…

— Оружие верните, — напомнил Ройтер, когда американцы взялись его выводить на палубу. — Очень уж дорого оно мне как память…

Американский офицер, очевидно 1-й помощник на «Талсе», некоторое время поколебался, но кю-гунто и пистолет вынужден был вернуть. Угроза была вовсе не шуточная. Крейсер как раз стоял под горой, и горящая нефть потекла бы именно на этот пирс.

— Командир на мостике! — крикнул Ройтер, как только у него в руках оказались леера ограждения. — Малый вперед! Следуем на сближение с «Бисмарком»! Ремонтную бригаду в рубку! Пусть приведут в порядок дверь. Надеюсь, нам не придется срочно погружаться. У нас очень сильный эскорт!

Автоматчики капитана Лячина во время зачистки квартала г. Шверина задержали странного субъекта. Это был морской офицер, судя по шевронам фрегаттенкапитан, который на вполне сносном русском языке сообщил, что его имя Зигмунд Штумпф, и у него есть важное сообщение для старшего офицера 1-го отдела. В 1-м отделе он потребовал связать его с английской военной миссией, назвал фамилию Харт. Генри Харт действительно был офицером контрразведки и находился в своем штабе на противоположном берегу Эльбы.

Англичане в тот же день прислали за ним. А пока Штумпф находился под юрисдикцией русских — он охотно отвечал на вопросы, сообщил, что он антифашист, активный участник Сопротивления и в течение едва ли не всей войны снабжал союзников ценными сведениями о немецком флоте. Отношения с союзниками в те дни были вполне дружескими, несмотря на некоторые инциденты. [25] Эвфемизм, который не без доли сарказма употребляет автор, призван, очевидно, указать на факт ночного боестолкновения между передовыми отрядами советских войск и американскими частями, имевший место неподалеку от места описываемых событий. Американцы тогда, спасая Европу от «коммунистической заразы», решили проверить союзника на прочность и попытались вытеснить советские войска с небольшого плацдарма. Русские особо церемониться не стали и ответили морем огня и свинца. Наутро на истерические заявления американцев ответ был: «Мы думали — немцы прорываются…» Это было первое сражение «холодной войны». А посему во избежание международных конфликтов резидента англичанам передали быстро и без проволочек.

Оказавшись на той стороне, Штумпф потребовал беседы тет-а-тет с Хартом. Беседа сулила быть очень интересной, потому что немец начал ее словами «Я агент „Фрайбол“». Присутствующие не догадывались, что под нехитрой фамилией Штумпф скрывается не кто иной, как группенфюрер СС Ганс Рёстлер.

В то время как в Европе окончательно утвердилось лето, здесь в полных правах находилась Зима. Это царство льда, пингвинов и китов. Вотчина Нифльгейм. [26] Древнегерманское божество, олицетворяющее абсолютный низ, источник холода, женское начало. В противовес Муспельгейму — абсолютный верх, источник огня, света, мужское начало.

Полярная ночь, шторм, пронизывающий ветер. Так встретила своих новых граждан Новая Швабия. В капитанской каюте флагмана сидели двое. Один из них был небольшого роста, суховат, со смешно оттопыренными ушами. Чем-то напоминал короля троллей — Эрнст Линдеманн — капитан «Бисмарка». Другой — его гость командир U-2413 Конрад Нойман.

— Так чем закончилась ваша эпопея с эвакуацией семьи? — заинтересованно спросил Линдеманн, жадно отхлебывая кофе из большой алюминиевой матросской кружки.

— Увы, ничем… — вздохнул Нойман. — Я прорывался в Потсдам напрасно. А уж как я выбирался обратно…

— Но вы же, говорите, нашли дом, и он даже не был поврежден.

— Да, но в доме никого не было. Ни души. Их, вероятно, успели эвакуировать.

— Получается вы — счастливчик… Вовремя убраться из того ада, который накрыл эти благословенные места спустя 48 часов, и вы убедились в том, что ваших близких там точно не оказалось…

— Да не совсем… Я ведь не имею понятия, где они.

Адмирал вскинул голову, обнажая рваный шрам от ожога — напоминания о том дне 27 мая 41 года, когда их судьбы, его, Линдеманна и Ройтера, так причудливо пересеклись, и ободряюще похлопал его по плечу.

— Вальтер Демански — очень могущественный человек. Если он не смог спасти дочь и внука из погибающего Берлина, то кто вообще тогда что-то мог в Германии?

— Только этим и утешаюсь… — вся надежда на моего несостоявшегося тестя.

— А почему же несостоявшегося? — удивился Линдеманн.

— Ну брак-то у нас так и не был зарегистрирован… Анна прекрасная мать, но ее характер… Ой, это такая глупая история, лучше не вспоминать… Извините, это уже личные переживания…

— Ну да… как много мы совершаем глупостей… — задумчиво произнес адмирал. — Все хотим исправить… И кажется, завтра-завтра все исправим, но не придаем этому особого значения. А тут вдруг война. И оказывается, что эти-то самые глупости и составляли нашу жизнь и самое в ней дорогое…

Нойман вспомнил те ужасные дни мая 41-го, когда в Атлантике решалась судьба флагмана, когда решалась судьба их всех. Тогда под впечатлением смерти друга он все воспринимал как цепочку не имеющих значения бессмысленных эпизодов, смысл которым придавала лишь ненависть к врагу. Сколько же раз Ройтер ставил свою судьбу на кон и выигрывал? Ему везло? Сам командир не любил это слово. Что значит «везет»? Нет! Это его люди, которых он обучал, отрывая драгоценные минуты от сна, быстрее загоняют «хрюшек» в трубы, это его прежний старпом — выдающийся навигатор — ходячая лоция и уникальный артиллерист, какой капитану Блооду не снился. Это его сумасшедший медик изучал методики хилеров на Яве и способен, если потребуется, создать философский камень. Кто ему это приказал? Да никто не мог приказать такого. Сам. Все сам. Ради науки и Рейха. Сейчас он заслужил почетное арийство. А тогда? В 39-м? Если бы не Ройтер, парня, скорее всего, выперли с флота. И, кстати, флот бы много потерял. По крайней мере, сам Ройтер ни разу не пожалел, что этот еврей волею судеб оказался вместе с ним в зловонной трубе, несущей смерть.