Владимир Корн - Артуа

Когда я слово в слово повторял что-то на незнакомом мне языке, вероятно клятву на верность дому Эйсенов.

А когда Жюстин после окончания церемонии обратился ко мне – «барон», я вздрогнул.

Сама церемония происходила не очень гладко, с некоторыми заминками, которые даже мне были заметны. Как мне уже потом по секрету поведал Горднер, последнее присвоение титула в герцогстве происходило полтора века назад, так что некоторые детали ритуала успели основательно подзабыться.

Когда официальная часть закончилась, первым меня поздравил Жюстин.

Поздравил несколько своеобразно.

– Артуа – обратился он ко мне, все еще не верившему в уже произошедшее событие. – Если вы позволите, я оставлю клинкерт на память о нашем совместном путешествии. Взамен хочу предложить клинок, как смею надеяться, не хуже качеством, чем ваш прежний. –

С этими словами он принял из рук одного из присутствующего на ритуале человека шпагу и вручил ее мне. Шпага была в ножнах.

Я с полупоклоном принял ее, вынул из ножен и отсалютовал. Салют был похож на нечто среднее между тем, что я видел уже здесь, и что подсмотрел в одном из фильмов. Получилось вполне браво. А вот с тем как я ее вынул, произошел небольшой конфуз.

Потому что извлечение клинка из ножен я задолбил на уровне рефлекса. Как только одна рука оказалась на эфесе, а другая обхватила ножны, он и сработал, заставляя мозг выдать команду. В итоге клинок обнажился столь быстро, как будто ценой тому была моя жизнь. Слава Богу, никто не шарахнулся в сторону, а в глазах некоторых я даже прочел понимание.

Так, теперь придется контролировать это действие. Но в любом случае получилось значительно лучше, чем в том случае, если бы я не смог бы обнажить шпагу одним движением.

Он и сейчас со мной, мой новый клинок. Я долго любовался шпагой перед сном, перед тем как задуть свечи, затем уложил ее рядом с собой на постель.

Утром, сразу же, как только проснулся и вспомнил о событиях вчерашнего дня, первым долгом извлек ее из ножен.

Какая же она красивая! Если есть в мире совершенство и принадлежит не женщине, то заключается оно в моей шпаге.

Моя шпага действительно походила на клинкерт, вот только сходство это было как между скакуном и мулом.

Клинок темного цвета с еле уловимым синеватым отливом и формой, представляющей собой нечто среднее между шпагой и саблей с узким неглубоким долом, шириной чуть менее двух пальцев. Если же приглядеться к нему еще более внимательно, то можно обнаружить на лезвие сложный узор из переплетенных волокон. Сложный эфес с чашкой и перекладиной гарды и двумя дугами, прикрывающими кисть. И большой, не сомневаюсь что драгоценный камень, на торце его эфеса.

В очередной раз полюбовавшись шпагой, я одернул себя: «Артур, ты уже взрослый мужчина, не за горами тридцать лет, а ведешь себя как сопливый мальчишка».

Естественно, такие мысли помогли, и я вставил шпагу в ножны, чтобы через пару мгновений снова вынуть ее все для той же цели.

Горднер, кстати, присутствующий на церемонии посвящения меня во дворянство, позже сказал:

– Когда-то у меня был такая же. И я до сих пор жалею о том, что ее не стало. Толейская сталь и этим все сказано.

Ночь накануне посвящения далась мне нелегко. И совсем не потому, что я сожалел по поводу того, что отказался от денег. Ну не верилось мне и все тут. Да и что, в конце концов, такого героического я совершил? Конечно же, сейчас можно только гадать, что произошло бы в том случае, если я поступил бы по-другому, просто посадив Жюстина на своего коня.

Кстати, как выяснилось позже, Горднер как раз это и имел в виду, отдавая приказ.

Подумав, добавил, что я принял лучшее решение. Да какое там к черту решение, убежать с поле боя, изображая собой ахалтекинского скакуна. Но с другой стороны, шансов спасти Жюстина у нас не было.

Нам повезло, в покрытом с ног до головы грязью человеке трудно было признать наследника престола. И еще один факт, сложившийся в нашу пользу. Кронты приняли за принца Корнелиуса, и именно его головой размахивал один из них, торжествуя. Жюстин сам рассказывал об их внешнем сходстве, вспоминая всякие детские шалости, связанные именно с этим. Да и став взрослее, они не раз пользовались своим сходством, но уже в других целях.

Вполне может быть, в этом виноват его отец, герцог. Но возможно, что просто так совпало. У меня самого был случай, когда в одном городке, в котором я оказался впервые, ко мне подошел незнакомый человек и сказал, что деньги сможет вернуть только послезавтра, назвав при этом чужим именем. Потом познакомили меня с тем, за кого принимали. Мы смотрели друг на друга и не видели ничего общего, ничего. Кстати, и не понравились мы друг другу, понять это было несложно.

Возможно, что мы видим себя несколько иначе, в отличие от того как видят нас окружающие. А может быть, причина кроется в чем-то другом. Господи, как давно это было, кажется, что с того момента прошла целая жизнь. Хотя минуло всего четыре года.

С другой стороны, мне ли сомневаться, если люди, знающие цену подобным вещам в значительно большей степени, решили, что я такого достоин. В конце концов, не кондомы я изготавливал Жюстину, я жизнь ему спас и вполне возможно, не один раз.

Затем я присутствовал на торжественном обеде, устроенном, правда, не в мою честь. Самого герцога, по понятной причине, за столом не было.

Обед проходил в одной из зал герцогского дворца, и присутствовало на нем никак не меньше пятидесяти человек. Все уместились за одним столом, и, хотя место мне определили почти в самом его конце, это был переход на новый уровень, стоит ли об этом говорить.

Потому что за столом сидела не челядь хозяина, а цвет дворянства Эйсен-Гермсайдра.

Во главе стола находился Жюстин. И должен признаться, что, не смотря на свою молодость, выглядел он как человек на своем месте.

Один тост был поднят и в мою честь. Большинство взглядов, устремленных на меня, выражали одобрение, но попалось и несколько достаточно косых, чтобы понять, на чьей они были стороне.

Обед затянулся, грозя плавно перетечь в ужин, но уходить с него раньше хозяина не принято, да и зачем. Никакой чопорности, все вели себя как давно знавшие друг друга люди, которым есть о чем поговорить. И мне было уютно за этим столом. А может быть, в этом мне помогли несколько бокалов вина, на вкус далеко не самого худшего из тех, что я когда-либо пробовал.

Мне не потребовалось особого знания этикета, да и не сложился он еще таким, каким будет через века. Все было обычно, разве что неслышно было чавканья и сытых отрыжек, все ж таки уже не средневековье.

И еще был кошель, полученный от Жюстина в счет возмещения моих расходов.

Кошель не смотрелся так внушительно, как тот, на столе герцога. Но в нем было ровно пятьдесят монет, золотых монет, тех, что имели обращение на территории герцогства. В Империи их принимали безо всяких вопросов, меняя золото на золото, причем по хорошему курсу. Что и не удивительно, поскольку эти были немного больше в диаметре. Кроме того, монеты имели форму многогранника. Из любопытства я посчитал количество углов, и их оказалось двадцать два. Не знаю, имело ли это какой-нибудь скрытый смысл, но выглядели они очень красиво.