Владимир Корн - Артуа

Вылечила и Тибора. В последнее время его после каждого приема пищи тошнить начинало. Первые два дня он бледный ходил, постоянно отплевываясь. Да и было от чего. То, чем Верина его пичкала, даже на вид желание сплюнуть вызывает.

Меня она тоже лечить пыталась, но я отказался, еще и посмеялся. Такие вещи говорю, не лечатся. Это насчет головы. Каким родился таким и умру. Она сильно и не настаивала. Верину вообще трудно понять, когда она серьезно говорит, а когда язвит или шутит. Говорю, лучше Крижона вылечи, от тяги его пагубной, всю жизнь ему калечащую. От любви к костям.

От игровой зависимости, в общем. Такое и у нас не лечат, легче сердце пересадить.

В шутку, конечно, сказал, а Крижон загорелся. Вот тут-то самое интересное и началось.

Дело было в одной деревеньке, где мы остановились на ночлег.

Увела она его в пустой сарай, посадила на чурбан и велела глаза закрыть.

Мы все по очереди ходили смотреть, через щелку. Потом с трудом на коленях отползали, зажимая рот двумя руками, чтобы не рассмеяться. Да где уж тут удержишься.

Сидит Крижон на чурбаке, все лицо чем-то черным изрисовано, руки в стороны развел и пальцы растопырил. Что самое интересное, глаза закроет, рот у него откроется, во всю ширь. Глаза откроет, пасть захлопывается. И так много, много раз.

И еще звук такой громкий, от губ, когда рот закрывается. И когда открывается тоже.

Верина стояла позади него, положив руки на плечи, уперев подушечки больших пальцев в затылок и что-то шептала.

Когда Верине надоело наш едва сдерживаемый смех за тонкой стенкой сарая, она заявила, что если еще хоть кто-нибудь подойдет к сараю ближе десяти шагов, может сразу поставить на себе крест как на мужчине.

Желающих проверить почему-то не нашлось, все поверили ей на слово.

После сеанса она сказала, что Крижону нужно постелить здесь же, в сарае и до утра не беспокоить. Саму ее я помог проводить Лиойе до того места, где они спали. Верину шатало и было заметно, что лечение стоило ей немалых сил.

А Крижону помогло, честное слово. Все же вокруг добренькие такие, первое время предложениями допекали, сыграть кон, другой. Он всегда отказывался. Да еще все так спокойно воспринимал. Как человек, только что вкусно и сытно отобедавший, а ему предлагают отведать пустую кашу, не слишком аппетитную на вид.

И еще, сделал он из костей, амулет не амулет, талисман не талисман. Просверлил кости и на шею повесил, на удачу.

Правда, на какую именно, никого не посвятил.

С Лиойей мы поговорили по душам на одной из остановок, выпавшей на лесной опушке.

Тракт, кстати, здесь и трактом трудно назвать, обычная дорога безо всякого покрытия, больше похожая на проселок, разве что в пару раз шире.

Покрытие из каменных плит ведет только до Мулоя, центра провинции. Ну и за ним еще на пару дневных переходов. Но работы ведутся. Правда, такими темпами их будут вести до самой революции в дорожном строительстве, битумной смолы.

Помню, когда я проявил свой скептицизм по этому поводу, Горднер заметил, что основные усилия Империя прикладывает сейчас совсем в другом направлении, по направлению к Коллейну. Там да, людей согнано тьма. И вольнонаемных, и каторжников.

Все последнее время было очень заметно, что Лиойе хочется выговориться, рассказать о своих сомнениях и тревогах. Ну и с кем ей это прикажете сделать?

Верина лишь гладила ее по голове и говорила, что все будет хорошо. Да и что она могла ей сказать, если и сама не представляла, что ждет их впереди.

Как то так получилось, что таким собеседником получился я.

И девочка разговорилось. Ей было страшно, потому что она совсем не знала как вести себя, что одевать, еще какие-то вещи, которые только женщине и могут придти в голову. И что ей можно было ответить?

Не хочется даже об этом думать, но вполне возможно, что она и Жюстина то не увидит, поскольку везли мы в первую очередь, ее бабку, целительницу Верину. А если он действительно ее полюбил…

Девочка моя, почему ты беспокоишься о таких вещах, о которых нужно думать в самую последнюю очередь.

Ведь Жюстин любит тебя такой, какая ты есть, милой, непосредственной, неизбалованной. Что ему до твоих манер, если бы были нужны ему именно они, то он давно бы уже был женат и счастлив. Не сомневаюсь, таких девушек у него и во дворце хватает с избытком.

Все это можно приобрести, а вот некоторые вещи, такие как грация, и еще многих таких маленьких, но очень важных нюансов не купишь и не выучишь назубок.

Когда любишь, все недостатки любимой становятся достоинствами. Я же не вижу их у тебя, хотя думаю и мечтаю совсем о другой.

Все это в том случае, если он тебя любит. Если же нет, то ничего не поможет, ничего.

Примерно это я и сказал Лиойе, умолчав только о своем сомнении в чувствах Жюстина к ней.

Когда мы поднялись на перевал, наименованный Эйсен Костом, перед нашими взорами открылась потрясающая картина.

Через узкий проход в скалах, тянувшихся до самых небес, еще и ограниченный с обеих сторон башнями, примыкающими к горной стене вплотную, была видна долина. Огромная долина, с пробегающей по ней голубой ленточкой реки, зеленью лесов и желтыми прямоугольниками полей. На заднем плане, в синеватой дымке вечернего тумана едва виднелись снежные вершины далеких гор.

Потрясающая картина, которой столь же легко восхититься, как и трудно описать словами.

– Отсюда начинается герцогство Эйсен-Гермсайдр – объяснил Горднер – Сразу за этими башнями. Таких долин три, и эта считается самой малой из них. С запада попасть в герцогство можно только через этот перевал. С востока картина несколько иная. Проходов там не один, их несколько, и все они несравненно шире. Вот только перекрывает их крепостная стена, высокая и мощная. Говорят, что времени на ее строительство понадобилось больше века.

Да уж, теперь становится понятным, почему герцогство смогло отстоять свою независимость. Неприступные скалы защищают его лучше всяких крепостных стен.

Есть города крепости, а здесь получается, что целое государство – крепость. А если учесть, что и все три города герцогства выглядят цитаделями, то это сразу наводит уныние на возможных захватчиков.

Столица державы находилась в самой большой долине, расположенной в центре страны и называлась Эйсендер. И попали мы в нее только на следующий день к вечеру.

До самого Эйсендера путь наш лежал по живописнейшим местам.

Дорога, выложенная каменными плитками красноватого цвета, домики деревень, с виду так похожих на игрушечные, но самого что ни на есть настоящего размера, тщательно ухоженные прямоугольники полей.

Тенистые рощи, фруктовые сады, ровные ряды виноградников, спускавшиеся со склонов.