Владимир Корн - Артуа

С этим вопросом я и обратился к Пронтию. Он, не задумываясь ни на миг, опять запросил ал. Совсем недорого, но у меня не осталось других монет достоинством меньше серебряной полукроны.

Мы как раз проезжали мимо телеги, на которой пристроилась Милана, когда Пронтий отсчитал сдачу и вложил ее мне в ладонь.

Она внимательно смотрела, как Пронтий передает деньги.

Побренчав зажатыми в кулаке монетами, я многозначительно посмотрел на Милану.

Милана соскочила с телеги и бросилась в колосящееся ржаное поле с многочисленными васильками.

Когда я догнал ее верхом на Мухорке, девчонка лежала на земле и содрогалась от рыданий.

Соскочив с лошади, я упал рядом с ней на колени и попытался прижать ее, бившуюся в истерике, к себе.

– Уйди от меня! Я тебя ненавижу! Ты… Ты… Ты продал меня мерзкому бородатому старикашке! –

Она рыдала, размазывая кулачками по лицу грязь и слезы.

Господи, может действительно при переносе в этот мир мои мозги стали ослиными?

– Все, все девочка, успокойся. Да с чего это тебе в голову пришло? Я заплатил Пронтию, чтобы мы могли есть из общего котла. И он только лишь отдал мне сдачу. Видишь эти деньги? – я все еще продолжал сжимать монеты в кулаке – Если хочешь, я выкину их прямо сейчас. Хочешь? –

Мне удалось прижать ее к себе, все еще вздрагивающую всем телом.

– Не надо, ты говорил, что у тебя их немного – услышал я в ответ сквозь всхлипывания.

Я еще долго прижимал ее к себе, пока она не успокоилась.

Тебе и так сейчас нелегко, все кругом непонятно, чуждо, и ты во всем ищешь подвох, даже там где его и быть то не может.

И почему ты подумала то, что даже мне в мою дурацкую голову не пришло? Я хотел всего лишь подшутить над тобой, сказав, что тебе придется работать, лошадей кормить, обед варить, и все остальное прочее, о чем ты даже понятия не имеешь.

Когда мы догнали обоз, Пронтий мне ничего не сказал, только метнул в меня далеко не самый одобрительный взгляд.

А Милана все равно обиделась. И в этом, наверное, виноват я сам. Ну что мне стоило тогда улыбнуться ей или даже просто помахать рукой. И вовсе не смотреть тем взглядом, который можно истолковать как угодно, даже так.

Когда я подъехал к ней, сидевшей со шляпкой в руках и о чем-то задумавшейся, и водрузил на ее голову венок, только что сплетенный мною из васильков, он немедленно полетел в придорожную пыль. Затем, словно опомнившись, Милана испуганно приложила ладони ко рту, и посмотрела на меня так, словно пытаясь извиниться.

И все равно зря. Знала бы ты, сколько трудов мне стоило его сплести. Я ведь только один раз и плел его, когда был совсем мальчишкой.

Как это делается, мне показывала одна красивая девчонка, и интересен мне был не сам венок, а именно она. Так сладко замирало сердце, когда наши руки случайно соприкасались. И самый первый поцелуй в моей жизни был именно с ней.

Я не поленился и сплел новый венок, тем более что дело пошло значительно быстрее. На это раз он был благосклонно принят и меня даже одарили такой замечательной улыбкой.

А вечером, уже после ужина, перед тем как ложиться спать, мы снова поссорились. Вернее, получилось так, что я опять сказал что-то не то, и Милана обиделась. Так я и уснул с мыслью – что же было не так?

На следующее утро ничего не изменилось – Милана продолжала на меня дуться. Она старательно делала вид, что я совсем прозрачный и сквозь меня смотреть можно так же просто, как и в том случае, если я вообще отсутствую.

Когда мы остановились на обочине тракта, разделяющего какое-то село на две половины, Милана купила себе у вездесущих торговок что-то сладкое, куда девушке без этого.

Я краем глаза за ней приглядывал, так, на всякий случай. Мало ли что может случиться.

Деньги у Миланы были, правда, совсем немного. Те, что я у мужиков забрал. Сущие гроши, горстка меди, среди которой от силы была парочка серебряных контов.

До сих пор не могу понять, почему у меня пришла мысль потребовать у них деньги.

Ну и дали они, конечно, смешно даже, на мол, и отвяжись. Вероятно, они дали бы значительно больше, если бы я настоял, но мне хотелось не ограбить их, а окончательно добить, что ли, пусть и без помощи кулаков.

Женщинам деньги всегда нужны. Они, когда их тратят, получают, по-моему, не меньше удовольствия, чем от….

В общем получают. А у Миланы, сдается мне, и сравнить то эти удовольствия при всем желании еще не получится.

Вот тогда я и подошел к Милане с предложением, что если ей захочется что-нибудь купить, пусть не стесняется и обращается ко мне. Или же попросит необходимую ей сумму. В разумных пределах, конечно.

Еще и фразу на всякий случай приготовил, типа того, что в оплату эта сумма входить не будет. Чтобы не подумала, что мириться подошел.

Она сразу попросила целых пять золотых крон.

Я чуть рот не открыл от удивления, куда ей столько денег. Да и нет у меня такой суммы.

Милана продолжила – ты не волнуйся, Артуа. Как только приедем, сразу же отдам.

Вот в том доме, и пальцем через плечо показывает, могучий волшебник живет. Берет дорого, но голову тебе опять нормальную сделает. Точно такую же, как и была, до того как ты ослом побывал.

И еще добавила, что выгодно мне получится, поскольку совсем бесплатно.

Да еще дом, на который она пальцем не глядя показала, развалюха развалюхой. На бок весь покосился, и крыши нет.

Нельзя девчонкам малолетним, пусть и очень симпатичным, с взрослыми мужчинами так разговаривать. Это я про себя подумал.

Вслух же сказал, что предлагали мне умные люди к людоедам обратиться, нет, чтобы послушаться, дураку.

В ответ снова услышал просьбу о пяти золотых для той же самой надобности.

Вот и поговорили.

И все же, пусть и не сразу, но до меня дошло. Милана – взрослая девушка. И вести с ней нужно именно так, как с взрослой и симпатичной девушкой. А не как с ребенком или даже подростком. Отсюда и все ее обиды.

Кому же нравится, когда за ребенка принимают, да еще и ведут себя соответственно. Не сомневаюсь, что она уже немало комплиментов по поводу своей внешности услышать успела. Да я и сам бы несколько не самых плохих добавил, если бы не…. Ну вот, опять за свое.

На ночлег мы встали у какой-то речушки.

Удачная мысль мне все же в голову пришла, Пронтию деньги заплатить. Никакой суеты, ничего делать не нужно. На ужин пригласят, и ночью за лошадью будет кому приглядеть, она в общем табуне пасется.

После ужина я уединился в рощице, чтобы позаниматься не на глазах у всех. Все в этой жизни – вопрос мотивации, а она у меня куда как сильна.

Перед сном решил искупаться, конский пот едкий, да еще и своего изрядно добавил.

Только взял полотенце и к реке направился, как Милана остановила меня вопросом, куда это я направился.