Евгений Красницкий - Отрок (XXI-XII)

Освящение часовни, других построек и всего равелина в целом проходило на следующий день, после прибытия в крепость, торжественно, долго и бестолково. Впрочем, даже в том случае, если бы Мишка и не лежал дома, оправляясь от ран, он все равно не смог бы толком подготовить мероприятие, поскольку совершенно не имел представления о том, как это делается. Например, когда отец Михаил взялся освящать колодец, у него даже мелькнула шальная мысль: а не удостоятся ли кропления святой водой и нужники?

По завершении всех положенных ритуалов, священник выглядел утомленным и, кажется, чем-то недовольным. Этого нужно было ожидать - почти бессонная ночь, недовольство беседой с Мишкой, бестолковое поведение паствы во время церемонии освящения. Однако, предполагая, что этим список причин и ограничивается, Мишка, как выяснилось, ошибался. Во время торжественного ужина, предваренного длиннющей проповедью, отец Михаил буквально засыпал старшину Младшей стражи вопросами и упреками. Почему в крепости всего одна икона - в часовне, почему ученики, кроме "Отче наш" толком не знают ни одной молитвы, где собираются разместить девиц, дабы не создавать соблазна для отроков? И так далее, и тому подобное.

Мишка, за компанию с монахом, вкушавший исключительно хлеб и колодезную воду, смотрел голодными глазами столы, за которыми угощались "курсанты" и с трудом сдерживался от непарламентских выражений. Терпение у него, в конце концов, лопнуло и он поведал монаху, что иконы пребывают там же, где и священники, которых отец Михаил должен бы привести в Ратное и в крепость, а Воинская школа не монастырь, а потому никаких катаклизмов появление в ней особ женского пола вызвать не должно.

Несмотря на то, что высказано это все было в самых вежливых выражениях, в ответ старшина Младшей стражи получил кучу упреков, чуть ли не во всех смертных грехах, и предписание прочесть тридцать раз "Отче наш", сопроводив сие воспитательное действо пятьюдесятью земными поклонами. Как, в данном случае сочетались между собой числа тридцать и пятьдесят, для Мишки осталось совершенно непостижимым, тем более, что исполнением наказания он решил, по возможности, пренебречь.

Жизнь человеческая полна соблазнов и одним лишь решением сачкануть, Мишкино грехопадение не ограничилось - проснувшись посреди ночи от голодного бурчания в животе, он, поворочавшись с боку на бок, оделся и, по-воровски озираясь, пробрался задами вдоль казармы, а затем злодейски проник на кухню. Там, после непродолжительных поисков, обнаружились: остатки копченого мяса, несколько моченых яблок на дне кадушки и добрый шмат сала, умопомрачительно пахший чесночком. Презрев, с истинно коммунистической бескомпромиссностью, церковные предписания, старшина Младшей стражи, интенсивно и с удовольствием (а какой же грех, без удовольствия?) предался пороку чревоугодия. Хлеба, правда, не нашлось, но, пошарив безрезультатно по кухне, Мишка решил, что и без того съел его достаточно. Через некоторое время, сыто рыгнув и пробормотав что-то про опиум для народа он покинул пищеблок и отправился досыпать.

Кара Божья постигла старшину Младшей стражи перед самым сигналом "Подъем". Рысью преодолев расстояние до отхожего места, Мишка засел там, как пулеметчик в окопе, и, для того, чтобы не терять зря времени, оттарабанил шепотом "Отче наш" около тридцати раз, а согбенное из-за рези в животе положение тела, счел возможным засчитать за предписанные пятьдесят поклонов. Время оставшееся до того момента, как Матвей начал поить его какой-то лечебной гадостью, Мишка посвятил размышлениям о том, что даже четкое знание границы между реальностью и виртуальностью, по всей видимости не освобождает его от соблюдения таможенных правил на этой границе действующих. Разбой, творящийся у него на пищеварительном тракте подтверждал этот вывод с однозначной беспощадностью.

То ли Мишка еще не выздоровел окончательно после ранения и применения дурманного зелья, то ли накопилась чисто нервная усталость, но он ощутил необоримую потребность "забить на все" и поваляться хоть пару дней, вообще ни с кем не общаясь и ни о чем не думая. Матвей отнесся к желанию старшины с пониманием и выдал диагноз, после которого ложись да помирай.

Оказалось, что в результате телесных ран и многочисленных душевных потрясений в организме старшины Младшей стражи произошла форменная катастрофа: те соки, которым надлежало быть жидкими, загустели, те же, которые должны быть густыми, разжижились. Мало того, они оказывается еще и течь стали не туда, куда надо - то ли не в ту дырку, то ли в противоположную сторону, этот пункт диагноза у Матвея прозвучал как-то туманно.

Зато лечение ученик лекарки назначил наирадикальнейшее - полный покой, в сочетании с сытной и вкусной пищей. Все! Теперь оставалось положиться только на милость Божью и крепость молодого организма.

Отец Михаил навещал "больного" каждый день и по лицу его можно было читать почти обо всех событиях, происходящих в крепости. После прибытия "нинеиного контингента" - семидесяти четырех отроков, собранных по дреговическим селищам, священник, проведя необходимую, с его точки зрения подготовку, провел массовое обращение язычников в Истинную Веру. В тот день он был светел и благостен, рассуждал исключительно о возвышенном и, как показалось Мишке, втайне торжествовал по поводу победы над Нинеей.

В день приезда в Воинскую школу мишкиной матери с полутора десятками девиц, отец Михаил выглядел озабоченным, но, отчести, удовлетворенным, поскольку сумел, на пару с Анной-старшей, выселить плотничью артель из построенного ей для себя "общежития" и разместить в нем невинных дев, подольше от мужской части гарнизона.

Еще через день монах пришел встревоженным и недовольным, и Мишка, выслушав его сомнения, вынужден был согласиться с тем, что в вопросе подбора наставников был упущен весьма серьезный момент. К Алексею, бывшему десятнику Глебу, охотнику Стерву и бывшему обознику Илье претензий не было, но вот остальные…

Бывший десятник Филимон ходил, опираясь на клюку, потому, что из-за давнего ранения не мог полностью разогнуть спину, у бывшего ратника Тита не было левой руки - отрублена почти по самое плечо, бывший ратник Прокоп имел вместо кисти правой руки железный крюк весьма зловещего вида, а бывший ратник Макар шкандыбал на негнущейся левой ноге. В эту же компанию попал и Немой, хотя уже доказал, что может вполне успешно исполнять обязанности наставника.

Отец Михаил вполне резонно усомнился в пользе наглядной демонстрации новобранцам того, что в первом же бою может случиться и с ними самими. Спорить этим было трудно, но других наставников все равно не имелось, и Мишка надеялся, в основном, на специфику мировоззрения подростков: "беда может случиться с кем угодно, но только не со мной".