Синклер Льюис - У нас это невозможно

Он просил своего начальника, Пирли Бикрофта, направить его на более активную и более опасную работу – секретным агентом в Америку, куда-нибудь на Запад, где его не знали. Но главный штаб Нового подполья слишком много натерпелся из-за неопытных агентов, пускавшихся в откровенные разговоры с незнакомыми или не сумевших молча вынести пытки. Многое изменилось с 1929 года. В Новом подполье высшей доблестью считалось не нажить миллион долларов, получить разрешение рисковать своей жизнью ради истины, не требуя за то ни благодарности, ни награды.

Дормэс понимал, что руководители считают его недостаточно молодым и недостаточно сильным, но в то же время видел, что к нему присматриваются. Он дважды удостоился чести разговаривать о каких-то пустяках с самим Троубриджем – конечно, такая беседа – честь, хотя об этом как-то забываешь, – такой он простой и приветливый человек, этот создатель зловещей подрывной организации. Дормэс надеялся, что ему еще удастся доставить побольше хлопот этим бедняжкам корпо, которые совсем извелись и разрывались на части – тут и война с Мексикой, тут и бесконечные восстания.

В июле 1939 года, когда Дормэс находился в Монреале уже больше пяти месяцев, а со времени суда над ним прошел год, американские газеты, прибывавшие в штаб Нового подполья, подняли яростную кампанию против Мексики.

Оказывается, отряды мексиканцев переходили границу и проникали на территорию Соединенных Штатов, причем всегда почему-то в тех самых пустынных районах, где наши войска в это время проводили учения, а может, собирали морские ракушки. Мексиканцы сожгли город в Техасе – к счастью, все женщины и дети уехали в этот день на пикник с воскресной школои. Мексиканский патриот (ранее фигурировавший как эфиопский патриот, китайский патриот и патриот Гаити) явился к бригадиру ММ и сообщил ему, что хотя ему очень неприятно рассказывать неблаговидные вещи о своей любимой стране, но совесть заставляет его открыть, что мексиканские правители собираю сбросить бомбы на Ларедо, Сант-Антонио, Бизби, а может быть, также на Такому и Бангор в штате Мэн Этот эпизод страшно взволновал корповские газе и экстренные выпуски с фотографиями совестливого перебежчика вышли в Нью-Йорке и Чикаго через полчаса после того, как он появился у палатки бригадира… где совершенно случайно на окрестных кактусах в этот момент сидели сорок шесть газетных репортеров Америка встала на защиту своих очагов, включая очаги обитателей Парк-Авеню в Нью-Йорке, против предательской Мексики с ее огромной армией из 67000 человек с 39 военными самолетами. Женщины прятались под кровати; пожилые джентльмены прятали деньги в стволах вязов, а жена одного фермера-птицевода живущего в семи милях к северо-востоку от Эстеллина, в Южной Дакоте, женщина, широко известная своими кулинарными талантами и острым глазом, ясно видела отряд из девяноста двух мексиканских солдат, проходивший мимо ее дома в три часа семнадцать минут утра 27 июля 1939 года.

В ответ на эту угрозу Америка, единственная страна, никогда не проигрывавшая войны и никогда не начинавшая несправедливой войны, по сообщению чикагской «Дейли ивнинг корпорейт», поднялась, как один человек. Вторжение в Мексику предполагалось совершить, как только спадет жара, и даже раньше, если удастся наладить холодильные установки. В течение одного месяца пять миллионов человек были призваны в армию и немедленно приступили к обучению.

Так, пожалуй, в чересчур легкомысленном тоне, обсуждали объявление войны Мексике Джо Кэйли и Дормэс. Если они находили весь этот поход нелепым, то в их защиту следует сказать, что они считали нелепой всякую войну: и ту наглость, с которой обе стороны лгут относительно побудительных причин, и зрелище взрослых людей, по-детски радующихся возможности вырядиться в причудливые одежды и маршировать под примитивную музыку. Но войны, по мнению Дормэса и Кэйли, были не только нелепыми, но и страшными, потому что в каждой войне гибли миллионы людей, потому тысяч голодаюших младенцев – это слишком высокая цена за портупею даже для самого красивого и трогательного юного лейтенанта.

Но оба они немедленно отреклись от своего убеждения, что все войны нелепы и отвратительны, оба заявилили, что народные войны против тирании составляют исключение, как только узнали, что в Америке вспыхнуло народное восстание против всего корповского режима и что захват Мексики снят пока с повестки дня. Восстание охватило территорию примерно между Солт Сейнт Мэри, Детройтом, Цинциннати, Уичитой, Сан-Франциско и Сиэтлом, хотя на этой территории отдельные большие участки оставались верны президенту Хэйку, равно как, с другой стороны, вне ее многие обширные области примкнули к восстанию. Это была та часть Америки, которая всегда слыла наиболее «радикальной», – это неопределенное слово, видимо, означало «наиболее критически относящейся к пиратам». Это был район популистов, Беспартийной Лиги, рабоче-фермерской партии и Лафолеттов столь обширного семейства, что оно само по себе составляло значительную партию.

Как бы там ни было, ликовал Дормэс, восстание доказывает, что вера в Америку и надежда на ее возрождение не умерли.

Восставшие в большинстве своем голосовали на выборах за Уиндрипа, веря в его пятнадцать пунктов, веря, что он действительно хочет вернуть народу власть, украденную банкирами и промышленниками. Убедившись, что их снова обманули с помощью крапленой колоды карт, они вознегодовали; но они были заняты на полях и молочных фермах, на заводах и фабриках, и только когда им предъявили нагло-идиотское требование, чтоб они отправились в пустыню завоевывать дружественную страну, они проснулись и поняли, что, пока они спали, власть над ними захватила ничтожная шайка преступников, вооруженных высокими идеями, громкими словами и множеством пулеметов.

Восстание было настолько широким, что католический архиепископ Калифорнии и радикальный экс-губернатор Миннесоты оказались в одних и тех же рядах.

Вначале повстанцы были, пожалуй, немного смешны, как были смешны необученные и пестро одетые, плохо представлявшие себе свои цели участии революции 1776 года. Президент Хэйк в своем выступлении пренебрежительно назвал восстание «нелепым бунтом бродяг, не желающих работать». Вначале восставшие лишь выкрикивали ругательства, бросали камни отряды ММ и полицейских, пускали под откос воински поезда и уничтожали имущество таких честных граждан, как владельцы корповских газет.

Удар грянул в августе, когда генерал Эммануил Кун – начальник штаба регулярной армии – прилетел из Вашингтона в Сент-Пол, взял на себя командование фортом Спеллинг и объявил Уолта Троубриджа временным президентом Соединенных Штатов, до той поры, пока будут проведены новые всеобщие свободные президентские выборы.