Виктор Сиголаев - Шестое чувство [litres]

А шепчет…

Шепчет оно более приземленные вещи. К примеру: «Не сдашь ты курсовую, и не надейся! На второй круг пойдешь – досдачи, пересдачи, зачеты-перезачеты. Света белого не взвидишь!»

Или: «Не слушай этого бешеного Аниськина! Пургу несет твой новый друг. Плохо все это кончится. Настолько плохо, что можешь и не дождаться пересдачи своего курсовика, а также – скорого развала всеми нами любимой несчастной страны».

Не знаю даже, верить этому или нет?

Последнее – очень правдоподобно выглядит.

– Я не собираюсь ждать два дня! Что непонятно?

Аниськин – тот еще баран. Если упрется в чем-то – бульдозером его не сдвинешь!

Я вздохнул печально.

– Твои предложения?

– Маскарад!

Похоже, у напарника идея фикс.

А я, как на грех, вызвался ему помочь. Груздем назвался, а в кузов лезть не хочется. Знаете почему? Страшно. И шестое чувство… намекает на всякие «нехоро́шести». Я, может, и выгляжу как супермен пуленепробиваемый, а на самом деле – всего лишь из костей и мяса. И шкурку мою тонкую за прошедшую неделю уже несколько раз норовили повредить. И довольно болезненно.

Вот как мне его переубедить?

– Меня срисуют в течение часа. Влет! Пестрый знает меня как облупленного. Кролик видел. Самбист. Еще два терпилы, что с нами бились. Все со мной сталкивались, лоб в лоб! Если сильно повезет – клиент просто затихарится. А если нет?

– Я рядом буду.

– Да я в тебе не сомневаюсь. Я им не доверяю!

Аниськин забегал по комнате.

Мы сидели у него на кухне и пили грузинский чай с баранками.

– Ладно!

Аниськин неожиданно встал как вкопанный. Господи, что он еще придумал?

– Я приведу тебе человека, – сказал он придушенным голосом, видимо подчеркивая суперсекретность произносимого, – который тебя так загримирует, что мама родная не узнает!

– Что за человек?

– Говорю же – гример. Работает на оперативников городского управления внутренних дел. Разумеется – внештатно. И светить его перед посторонними – должностное преступление.

– Так и не свети. Не нарушай закон.

– Ты же боишься!

– Я не боюсь. Час уже тебе пытаюсь объяснить. Я взвешенно подхожу к реальному положению дел. И твой чудо-гример мне мало поможет.

– Почему это?

– Да потому, что любой грим, даже самый лучший, – не сможет долго выдержать пристального разглядывания в упор. Он работает, когда… на «целевой стимул» обращают внимание вскользь, мимоходом, краем глаза. А если на замаскированный объект полдня пялиться… то грим, извиняюсь, до попы!

Аниськин снова в досаде забегал по кухне.

– Кто тебе такое сказал?

Я сокрушенно покачал головой.

Рассказать ему, что я в свое время учился у самого лучшего в мире, на мой взгляд, мастера грима и полевой маскировки? И даже на практике порой применял полученные навыки. Бывало, что и успешно.

– Ну, допустим… Хе́йфец. И что? Говорит тебе о чем-то эта фамилия?

Аниськин перестал метаться по квартире и снова замер.

– Хаим?

Я вытаращился на него.

– Да. Хаим Натанович. А ты что, его знаешь?

– Знал. – Аниськин осторожно присел на край табурета и задумчиво отхлебнул остывшего чая. – Умер дед. Еще до Олимпиады.

Умер? Хейфец?

Я вдруг почувствовал, как зачесалось в уголке глаза.

Старый добрый Хаим! Главный костюмер и гример академического русского драматического театра имени Луначарского. А по совместительству – тайный инструктор спецслужб самых разнообразных силовых структур. Подозреваю, что и не только наших. И не только инструктор: от деда Землей обетованной разило за версту. Только неизвестно, кто еще на кого работал: Хейфец на Моссад или Моссад на Хейфеца.

Уже и не узнаем.

Там, где был Хейфец, – там всегда куча вопросов.

«Послушайте, юноша! Кто здесь еврей, в конце концов? Я или вы? Прекратите злоупотреблять вопросительными знаками и вытягивать из меня за кошачий гениталий мое же собственное время! Эйзе шоаль. Шлимазл…»

Жалко-то как!

Не ожидал даже, что так потрясет меня эта новость.

– Да уж… – только и сказал. – Хабуб Хейфец. Вот он бы меня загримировал! Ему бы я доверился.

– Будто у него учеников не осталось.

– Да-да… И я, между прочим, один из них.

Аниськин недоверчиво потер затылок.

– После твоей фантастики про наше дурацкое будущее… Не знаю даже, верить или нет?

Мои мысли повторяет.

– Вообще, мне без разницы. Хочешь верь, хочешь не верь. Что изменится? Старика уже не вернуть…

– Старика уже не вернутть. А попробуй угадать с одного раза: у кого учился наш внештатный гример Костик Платов?

– Да ладно!

– Вот тебе и «ладно». У деда! Сам-то Костик… так, финтифлюшка. Парень… что из вечных «Костиков». Работал с дедом в костюмерной: принеси, подай, пошел вон, не мешай. Но! По-любому – Хейфец ему доверял и кой-чему все же научил.

Я кивнул несколько рассеянно.

– Натаныч абы кого рядом с собой терпеть не стал бы. Характер!

– Вот именно! Костик сейчас работает гримером и костюмером вместо деда. Понятное дело – наши к нему часто обращаются: загримировать кого для операции, труп сфотографировать поддельный, кровью залитый. Да много чего разного…

– Вряд ли этот Костик Хейфеца переплюнет, – задумался я, – но как вариант…

– А я что говорю!

Хороший аргумент он мне привел. Но… шестое чувство!

Мне вообще не нравилась вся его идея – запустить подсадной уткой на «таблетку» меня, любимого. Все кричало во мне – не вздумай! Хреново все это закончится. Шестое чувство – это вам не цацки-пецки!

Да и… прямолинейно все это выглядело бы со стороны наших противников. Слишком очевидно: только самбист нам всю схему рассказал и нате – вот он, казачок засланный. Сидит ждет, когда к нему Трафарет собственной персоной заявится.

Глупо.

– Послушай, Аниськин, – еще раз пытаюсь его убедить. – У нас же есть Шурик Егорочкин. Саша План. Он, на минутку, настоящий наркоман… почти уже, если я его не прибью раньше. Он нигде не засвечен, кроме тихой «наркомановской семьи», которая никуда не лезет и нигде не светится. И он действительно может иметь реальные мотивы стать клиентом Трафарета. Ты меня внимательно слушаешь?

– Допустим. Давай тогда шуруй к своему Егорочкину и уговаривай его нам помочь.

Быстрый какой!

– Подожди-подожди. Вечер уже. Техникум не работает, торопыга! В лучшем случае – завтра поговорю. И в лучшем случае – завтра твой «Маскарад» и начнем реализовывать.

Он вздохнул сокрушенно.

– Наверное…

– И смотри еще что. Завтра – «Маскарад». А еще через день директриса художественной школы может назвать нам фамилию Трафарета! Ты понимаешь, к чему я клоню?

– Я не собираюсь ждать два дня!

– Тьфу ты, баран.

– Ты базар-то фильтруй.

– Мои самые искренние и глубокие извинения, гражданин начальник.