Иван Васильев - Еще один шанс [СИ]

— Смилуйся, сердешный! — женщина вытянула руки в сторону большого и важного начальства.

— Ну, што тебе стоит с твоими лихими людишками сходить в набег, — голос её вновь наполнился страданием и болью. — Подкараулить его, где-нибудь вместе с прихвостнями. Да удавить всех до единого. Ведь простое дело для твоих робят, а Иван? Людишки сказывают у тебя отчаянные, злодей на злодее.

— Каки у меня робята? — Ванька Разбойник начал прибедняться по старой доброй традиции. — Лапти рваны, в голове мякиш… В кулаке кукиш… Раззявы! Яму, вона, закопать не могут!

— Тем более возьмись, — не отступала гостья. — Ужель, ты никогда не отказывался от кровяной потехи. Люди добрые сказывают о тебе много чаго! Тем более за хорошую плату. Их всего-то пять-семь душ.

— Не мели попусту, Пелагея! — выдохнул бывший лихой тать Ванька Разбойник, а ноне уважаемый человек, начальник строительной дорожной бригады, Большаков Иван Степанович.

— Не было такого никогда! Нет на моих руках крови. А если и сказывают про меня невесть что, то теперяча, я совсем другой человек. Зарекся я не выходить на «разбойную дорогу». Ноне я раблю по-другому. И не што не заставит меня отказаться от своего решения!

— А про то кем был! — хрипло выдавил бывший разбойник, и глаза его яро блеснули. Он сердито посмотрел на собеседницу.

— Ты не трепи языком, коли жизнь дорога! — собеседник страшно нахмурил густые смолянистые брови. Зрачки его глаз сузились до размеров острия иголки. — Кажешь про меня кому!!! И не ровен час найдут твое тело изъеденное червами в канаве или лесочке.

— Всё, разговор окончен, — грозный начальник дорог и тропинок важный командир поднялся изо стола.

— Авдотья, под мою ответственность, накорми гостью и пусть идёт с богом, — походя, бросил он повару и решительно пошел в сторону большой группы людей ожидавших его возле дороги.

Несчастная изнеможённо опустилась на лавку у ближайшего стола и зарыдала.

— Постой косатушка, не хнычь! — к страдалице подошла крупная баба в зеленом сарафане с запоном, с добродушным толстым лицом и большими румяными как медовые пряники щеками. Поставила деревянную чашку с горячими щами на стол. — Скажи лучше, как кличут тебя?

— Пелагея. А что тебе имя мое?

— Я вот, чаво кумекаю, Пелагея, — сердобольная работница кухни отломила гостье ломоть свежего хлеба, подала кружку кваса. Тайком осмотрелась кругом, не подслушивает ли кто. Перекрестилась. И тяжело вздохнув, произнесла. — Про печаль твою скорбную. Про бяду твою страшную! Вот каку думку думаю…

Она сглотнула. Прищурила глаза.

— Не к тому, ты обратилась бабанька со своим горюшком. Ой, не к тому!!!

— ???? — женщина внезапно умолкла. Смахнула последнюю слезу. Выпрямилась. — А к кому надоча?

Над залитым синью берегом оврага взошло и пригрело малиновое солнце. Ветра нет. Не шелохнутся, не двинутся зеленые сарафаны белоствольных березок и молоденьких дубков. Ещё голубеет обильная, рожденная из небытия ночи роса, упавшая пластами под тяжестью алмазных капель на поля, усланные лилово-красными цветами иван-чая, белыми лепестками ромашек, золотом зверобоя. Под деревьями, склонив головки, ещё дремлют синие колокольчики. Приятно пахнет похолодевшей травой, пылью на дороге, душистым туманом леса.

По проселочной дороге, в такую рань, едет подвода, на которой, локтем опираясь на обшитый мешковиной тюк, лежала взрослая женщина и рядом с ней, свесив с телеги босые ноги, сидели две молодые «скисшие» девчушки.

Лошадь, по мягкой едва накатанной землице, плетётся не торопясь, лениво, постоянно кому-то кланяется. Вдруг в далекой роще проснулась кукушка, начала отчитывать годы жизни.

— Даа! Свезло вам красавицы! — ожила бабка Лукерья, насчитав больше, нежели умела считать.

— Свезло, так свезло! — возница продолжила вздыхать. — Барин лично пригласил вас работать в Таганово. И главное: Цех построили новый. Работа интересная. Девчат набирают весёлых. Озорных. Не жизнь у вас теперяча будет, а малина! Эх, живи да радуйся. Мне бы так!

Танюшка и Ульянка Ляповы до сих пор не могли отойти «от внезапно навалившего счастья». Им было трудно понять: Плакать с горя, или смеяться от счастья. В руках старшие сестры погодки из многодетной семьи держали выигрышные путевки (аляпистые цветные бумажки), дающие право начать трудиться на новом предприятие помещика из Таганово. [52] Примечание автора. Хитрый тагановский работодатель продолжал гнуть свою социальную программу по привлечению на заработки людей из многодетных и малообеспеченных семей проживающих в других селах и деревнях.

— Девоньки, как я вам завидую! Победить в такой сложной викторине. Выбрали всего два человека из цельного села. Представляю, как сейчас кусают себе локти другие девчата, которым не повезло. (Под одеждой бабки была скрыта купчая на сестер Ляповых, которую она тайно должна была передать в отдел кадров).

— Вы главное не зазнавайтесь. И родственников навещайте хотя бы раз в месяц. А то им будет совсем плохо без вас.

— Конечно, конечно, — сестры одновременно покачали головой. (И тем не менее в горле першило и слезы предательски накатывались на глаза).

— Скажи, бабушка, а у кого мы будем жить? — произнесла Ульянка, внезапно очнувшись от литургического сна. Добрые ли они люди? Не обидят ли?

— Эх, лапоньки сизокрылые, так в том-то и дело, что жить вы будете вдвоем, в отдельной комнате в новом бараке с чудным названием общежитие. Всех бездомных работниц поселили туда. Поближе к месту работы.

— Даа! — выдохнула бабулька, после очередного глубокого вздоха. — И ещё… Теперяча — все суженные ряженные ваши!

«Счастливые победительницы мега-конкурса» переглянулись. Недоуменно посмотрели на старую, выжившую из ума сваху. Даже попытались улыбнуться… Об чём это она? Какие женихи? Какие ряженые? Когда на сердце так муторно? Когда насильно забрали и увезли от родных в неведомую сторонушку? Чур, меня, чур!.

— А вы как думали! — водила продолжала уверенно убеждать. — Чичас вы будете работать в Таганово! Хорошо получать за работу. Дай бог, будет всё любо да дорого. Накопите на приданное. Станете богатыми невестами.

— ??? — молодушки захлопали ресницами.

— Смотрите не зазнайтесь!!! — Лукерья хлестнула вожжами лошадь, чтобы та ускорила шаг.

— Какими невестами? — Танюшка залилась краской. Закрестилась. — Владыко, царь небесный, господи! Свят, свят, свят! Лукерья Ильинична, вы что? Мы замуж сроду не собирались!

— Как же, не собирались они! — старая ключница недовольно поправила сбившийся платок. — Жених, что чирей: ждёшь не ждёшь, придет время, где захочет, там и сядет.

— И как только это произойдёт! — она продолжила обучению жизни глупое подрастающее поколение. — Тотчас мотрите внимательно. А то набегут всякие босяки охальники — голь перекатная… Тьфу, на них, иродов! Особенно из других деревень! Глазом моргнуть не успеете — уведут под венец. Чичас все как с ума посходили — ухлёстывают за тагановскими, проходу не дают!