Александр Михайловский - Оперативное вмешательство [СИ litres]

«Все правильно, Дима, – мысленно ответил Серегин, – Михаил, как настоящий монарх, может обращаться с Призывом и к воинам, и к труженикам, а я, как бог-полководец – только к защитникам Земли Русской и к тем, кто видит во мне наилучшего военного вождя. Титул Артанского князя у меня несколько виртуальный, ибо, чтобы воспользоваться всеми его возможностями, я должен натурализоваться в том мире, где расположено мое титульное владение, пустить в него корни и стать ему плоть от плоти и кровь от крови. А это прямо противно моей должности младшего архангела. Я думаю, что, когда мы дойдем до того мира, который Господь обещал мне в ленное владение, только тогда у меня появится возможность призывать под свои знамена тружеников, а не только воинов….»

«Митя считает, что владение вам нарежут где-то в девяностых, – снова мысленно произнес Дима-Колдун, – ибо до девяносто первого года и после двухтысячного возможны только косметические изменения. Он думает, что у вас будет на выбор девяносто первый год, девяносто третий и девяносто восьмой…»

«Профессор, конечно, у нас голова – но все, что угодно, только не девяносто первый год, – ответил Серегин. – Но об этом поговорим потом, а сейчас возвращаемся к текущим делам…»

Четверть часа спустя, там же.

Все присутствующие в чайной рабочие и их жены расселись за столами, составленными в виде четырех продольных линий, а гости Собрания и члены Правления заняли места за коротким поперечным столом президиума. Пажи-адъютанты Артанского князя встали за спиной своего командира. Для полного колорита не хватало только красной скатерти. При этом, когда прозвучало мнение, что за столы сядут только мужчины, а бабы тихонько постоят у стеночки, Михаил слегка нахмурился и сказал, что он не допустит такого неуважения, проявленного к лучшей половине человечества – и на этом инцидент был исчерпан. Что касается эсеровских агитаторов (а на самом деле обыкновенных боевиков), то их просто сдвинули к той самой стенке, чтобы не загромождали вход. Рабочие, которые на «раз-два-взяли» перетаскивали эти человекообразные статуи, дивились их каменной твердости при сохранявшейся теплоте живого тела.

– Итак, товарищи, начнем, – сказал император, но тут Алексей Карелин, сидевший от монарха по левую руку, неловко заерзал на своем месте и тихонько сказал, что хотелось бы дождаться прихода председателя Собрания отца Георгия Гапона, который задерживается, но должен появиться с минуты на минуту.

– Не придет отец Гапон, – так же тихо ответил Михаил, – не увидите вы, Алексей Егорыч, его более никогда. Весь остаток своей жизни он проведет в посте и молитвах, искупая свои многочисленные грехи, среди которых наименьший – жизнь во грехе с соблазненной им девицей. Да и вас всех он тоже соблазнил, собираясь подвести под монастырь, да только отвел Господь от вас эту грозу, прислав сюда Артанского князя, который многое тайное сделал явным. Но об этом мы поговорим позже и не на людях, ибо публичный удар по бывшему руководителю вашего Собрания окажется ударом по самому Собранию, а Мы этого очень не хотим. Согласны вы с Нами?

– Согласен, Ваше Императорское Величество, – согласился Карелин, все еще мучаясь сомнениями. – Но кто же тогда будет руководить Собранием, если, как Вы говорите, отец Гапон оказался этого недостоин?

– Рядом со мной сидит Александр Митрофанович Стопани, – ответил император, – с одной стороны, он ваш товарищ-большевик, а с другой, Наш представитель по рабочим вопросам, совсем недавно успешно уладивший трудовой спор между промышленниками и рабочими на нефтяных промыслах в Баку, а потому именно на его имя господин Гапон выписал рекомендательное письмо, в котором он просит вас назначить его следующим руководителем Собрания. И не думайте, что товарищ Стопани будет в вашем Собрании простой марионеткой. Такого Мы не смогли бы добиться, даже если бы захотели, потому что наша цель – сделать ваше Собрание первым и крупнейшим профсоюзом Российской империи, чья деятельность не будет ограничиваться ни национальными, ни территориальными рамками. Гордитесь – вы должны стать той точкой опоры, и в то время рычагом, с помощью которых Мы планируем повернуть Россию на правильный курс…

Оставив товарища Карелина переваривать все сказанное, император Михаил обратил свое внимание на застывших в ожидании рабочих и их жен. Кратко представив людям своих спутников, он перешел к тому, что хотел сказать им изначально.

Он веско произнес:

– Нас жестоко не устраивает такое положение дел, когда люди, которые пашут, сеют, жнут, куют металл, добывают нефть, ткут ткани, и вообще своим трудом создают все сущее, что есть в Нашей богоспасаемой державе – бесправны и бессильны, и вынуждены влачить существование на грани обычного физического выживания. И в то же время Мы не хотим допустить разжигания революционной Смуты, низвержения Нашего Самодержавия и разрушения до основания всего и вся, потому что ни к чему, кроме слез, горя, крови и миллионов смертей наших подданных такой путь развития событий привести не способен. Те из вас, кто знает историю, должны помнить, как сто лет назад революция во Франции, совершенная под лозунгами свободы, равенства и братства, от разрушенной Бастилии, которую никто и не думал защищать, привела сначала к Робеспьеру с террором и гильотинами, а потом к и империи Наполеона Бонапарта, куда как более централизованной и свирепой, чем свергнутая королевская власть. Так стоило ли французам вообще городить этот забор, оплаченный неисчислимым количеством жизней их сограждан? Не лучше ли было королю Людовику, человеку незлому и не без талантов, пойти навстречу своим подданным, устранив одолевающие его державу неустройства, приведя ситуацию если не к всеобщему благосостоянию, что невозможно, то хотя бы убрав примеры самой вопиющей нищеты? И себя бы с женой спас, и сотни тысяч тех, кто пал в революционных событиях с обеих сторон баррикад. Нет, товарищи, Мы пойдем совсем другим путем. Старая военно-феодальная политическая система с опорой на дворянство обветшала и полуразвалилась, и через эти развалины, будто бурьян, пышно пророс дикий капитализм. Дворяне считаются опорой трона, но какая же из них опора, если из двух миллионов потомственных дворян мужского пола и взрослого возраста государству служат едва жалкие сто тысяч, а остальные прожигают по Ниццам и Баден-Баденам деньги, полученные в Дворянском банке под залог заброшенных имений? Наша любовь будет с теми, кто водит в атаку роты и полки, кто корпит в присутствиях и министерствах, заставляя вертеться ржавую государственную машину, а все остальные так называемые дворяне для Нас будут никто и ничто…