Анджей Сапковский - Сага о Рейневане. Божьи воины

Пришелец тронул его носком башмака и тихо спросил:

— Ты жив?

Рейневан не ответил.

— Кто ты, черт побери, такой?

Он не ответил и на этот раз, свернулся еще сильнее в клубок. Пришелец наклонился, поднял с пола амулет.

— Периапт Висумрепертум, — распознал он с нотками удивления в голосе. — Неплохо изготовлен. А мою фа-фиаду [153] накидка-невидимка ( ирланд. ). ты увидел с помощью Заклинания Истинного Видения… Толедо?

— Alma … — простонал Рейневан, ощупывая голову и затылок. — Mater… Nostra… Clavis… Salomonis?

— Ладно, ладно, достаточно, обойдемся без демонстрирования. Кто изготовил Висумрепертум? Ты?

— Телес… Йост Дун. Из Опатовиц.

— И из Гейдельберга, — небрежно добавил пришелец. — Как там у него?

— Все здоровы.

Пришелец переступил с ноги на ногу. Это был сорокалетний на первый взгляд мужчина, невысокий, полный, широкоплечий, сгорбленный как бы под весом собственных плеч. На нем была серая, простая и не очень чистая одежда слуги или подмастерья. Однако Рейневан мог бы поспорить на что угодно, что пришелец не был ни подмастерьем, ни слугой.

— Дашь слово, — спросил пришелец, ощупывая нос, — что не бросишься на меня снова?

— Не дам.

— Э?..

— Я должен отсюда выбраться.

Мужчина какое-то время молчал.

— Понимаю, — наконец сказал хрипло. — Сидишь в oubliette , я знаю, для чего служит oubliette . Я принесу тебе еду и напиток. Только не делай из этого слишком далеко идущие выводы.

Рейневан поглощал хлеб, колбасу и сыр так, что едва успевал дышать. А жидким пивом чуть не захлебнулся. Насытив первый голод, стал есть медленнее, жевать тщательнее. Мужчина в серой одежде слуги с интересом присматривался к нему. Рейневан, наевшись и напившись, ответил тем же.

— Отто де Бергов, — бросил мужчина. — Тот, кто тебя сюда засадил. Он знает о твоих магических способностях?

— В общих чертах.

— Как долго ты сидишь?

— А какой сегодня день?

— Сам… — Мужчина осекся. — То есть Поминание. Commemora-tio animarum [154] Поминовение усопших ( лат. ). .

Рейневан высосал из кувшина остатки пива, а корочку хлеба спрятал за пазуху.

— Можешь перестать водить меня за нос, — заявил он. — Когда ты пошел за едой, я осмотрел предметы, которые ты принес, те вон, что там лежат. Омела, кора березы, веточка тиса, свеча, железное кольцо, черный камень. Типичные атрибуты церемониала для умерших. А сегодня, как следует из твоей оговорки, праздник Самайн. Ты проник через стену, чтобы почтить память этих костей… причем в соответствии с ритуалом Старших Рас. Следовательно, это был твой родственник. Либо друг.

— Не точно. Но перейдем к важным вещам. Я посоветую тебе, как избежать голодной смерти. Ты не первый. В oubliette бросали многих, а скелет здесь только один, не считая костей многовековой давности. Послушай как следует. Слушаешь?

— Слушаю.

— Сын Отто де Бергова, Ян, утраквист и гейтман в Таборе. Отто вбил себе в башку, что сыночек-гусит взъелся на него, хочет лишить жизни и заграбастать имущество. Хоть, по моему мнению, это полнейшая чепуха, у Отто развилась мания преследования. Он за каждым углом видит наемного убийцу, в каждой пище усматривает отраву. А в каждом гусите унюхивает сына-паррицида [155] От лат. parricida — убийство ближайших родственников (отцеубийство). , отсюда и берется его ожесточенность на калишников [156] Т.е. каликстинцев. . Все очень просто: ты должен признаться, что ты убийца, нанятый Яном де Берговом, прибывший в Троски, дабы прикончить Отто.

— Ты меня вконец утешил, — фыркнул Рейневан. — Отто де Бергов прикажет меня колесовать. Если принять, что поверит. Однако ему достаточно будет спросить, как выглядит сын, и шило вылезет из мешка.

— Ты магик. Не знаешь убеждающих и эмпатических заклинаний?

— Не знаю.

— Ну, значит, тебе не повезло.

— К черту! — взорвался Рейневан. — Перестань водить меня за нос! Я не хочу, дьявол побери, делать далеко идущие выводы, но ты вошел сюда, холера ясна, через стену. Так отвори ее и дай мне выйти!

Пришелец долго молчал, глядя не на собеседника, а на скелет.

— Сожалею, но это невыполнимо.

— Почему ж?

— Я не могу этого допустить… Сиди спокойно, иначе я наведу на тебя Constricto [157] Заклинание, лишающее возможности двигаться (действовать) ( лат. ). . А ты на собственной шкуре испытал, что твоя магия моей не ровня.

В голосе пришельца прозвучала похвальба — и именно эта похвальба помогла Рейневану разрешить загадку, сыграла роль катализатора, благодаря которому мутный раствор сделался прозрачным. Было также не исключено, что именно голод так обострил восприятие.

— Подумать только, — медленно проговорил он. — Подумать только, ведь я прибыл в Троски именно для того, чтобы встретиться с тобой. Именно с тобой.

— Да неужто?

— Мне с тобой в магии не состязаться, — цедил слова Рейневан, — ибо ты действительно могущественный чародей. К тому же полиглот, никто во всей округе не пользуется словом oubliette . Если б я сбежал отсюда по магическому проходу, если б загадочно исчез, объявили бы тревогу: в Тросках должен скрываться чародей. Чародей, способный преодолевать магически охраняемую яму. Поскольку сам эту магическую защиту и устанавливал. Я попал в Троски, чтобы встретиться с тобой, мэтр Рупилиус. Чтобы получить от тебя совет.

— Могу поздравить с богатой фантазией, — буркнул мужчина. — Тебе только романы писать… Что ты делаешь, черт побери?

— Хочу отлить. — Рейневан остановился около скелета, расставив ноги. — А что?

— Отойди оттуда, шлюха твоя мать, — взвизгнул пришелец. — Отойди, слышишь! И не вздумай поро…

Он осекся, подавился недосказанным словом. Рейневан повернулся с торжествующей улыбкой на губах.

— Так я и думал, — сказал он. — Не родственник, не друг, в День Поминовения приходит к останкам со свечой и омелой. И впадает в ярость, когда кто-то хочет эти останки обос… описать. Потому что я на твои собственные кости помочился бы, верно? Ведь это же твои собственные кости здесь лежат, мэтр Рупилиус Силезец, специалист по астральным телам и бытиям. В этой яме умерло твое тело, но не твоя личность. Ты астрально перенесся в чужую физическую форму. В форму того, чей дух пересадил в собственное тело. И кого вместо тебя здесь убил голод.

— Просто не верится, — проговорил после долгого молчания Рупилиус Силезец. — Просто не верится, какие титаны интеллекта прозябают втуне в нынешние времена по тюрьмам.

Рейневан долго оставался в одиночестве. Достаточно долго, чтобы решить, что пришел черный час и настало время сжевать корочку хлеба, именно на такой случай оставленную. Исчезая в стене, Рупилиус Силезец оставил его в страшном одиночестве, в страшном страхе, но еще более страшной была пытка надеждой. «Вернется, — билась у него в голове обманчивая надежда. — Не вернется, оставит меня здесь на гибель, — подавала голос логика. — Зачем ему возвращаться, какая ему польза меня выручать? Проще оставить в oubliette , забыть, вычеркнуть из памяти…»