Владислав Конюшевский - Длинные версты [litres]

Краскомы, слушающие вместе со мной доклад разведки, подавленно молчали. Первым подал голос комиссар, который сначала молча курил, глядя, как я чешу репу, а потом не выдержал:

– Что делать-то станем?

Отобрав у него самокрутку, откусил и, сплюнув бумажный кончик, затянулся. Чуть не сдох (и где он столь ядреный горлодер берет?), а, прокашлявшись, ответил:

– Батальон туда не погоню. Сам пойду.

Лапин от такой заявки остолбенел, командиры возроптали, и в этот момент Кузьма взвился:

– Как это «сам»?! Совсем с ума сошел? Не смей!

Ковыряя в ухе, я мрачно спросил:

– Чего орешь? «Сам» это не значит, что в одиночку их штурмовать пойду. Возьму с собой десяток парней.

Но угомонить Кузьму было непросто:

– Десяток? Против полка и бронедивизиона? – после чего, обращаясь к гомонящим командирам, добавил: – Чур точно с глузду съехал!

Тут вообще поднялся вселенский хай. Даже одноногий Холмогоров (показавший себя за время боев великолепным спецом), подпрыгивая на протезе, орал об идиотизме. Остальные так вообще в выражениях не стеснялись. В запале кто-то из горячих хлопцев (ну, Семен, я тебе это припомню) даже предложил меня связать, чтобы дурью не маялся.

Послушав их какое-то время, рявкнул:

– Тихо!

И дождавшись окончания воплей, пояснил свое видение ситуации. Ну насчет того, что уходить нам теперь никак нельзя. Народ задумался, и через какое-то время посыпались предложения. В основном все сводилось к тому, что дерзкие конники Буденного выманят врага из города, а батальон, плюнув на экономию, вступит с ними в бой. При этом часть кавалерии и одна рота, обойдя Маловодное с другой стороны, прорываются к городской тюрьме, где освобождает взятых в заложники горемык. После чего все быстренько отступают.

На это я лишь вздохнул:

– Братва, вы немного не в том видите проблему. Нам ведь нужны не те, кто сейчас в камерах сидит. Это обычные обыватели. Тем более – кто помешает гайдамакам наловить новых? Нет! Нам нужно сделать так, чтобы никому и в голову больше не приходило подобными вещами баловаться. Поэтому я и говорю – наказывать надо конкретно тех, кто это придумал. То есть Сикевича с ближайшим окружением.

Ротный-три поинтересовался:

– Дык как же его накажешь, когда он в окружении войск сидит, паскуда?!

Я отмахнулся:

– Пусть сидит. Один черт, за жабры возьмем. И для этого вовсе не надо устраивать великие сражения. Разведка доложила, что штаб расположен в здании городского собрания. Сам Сикевич квартирует в доме купца Пиминова, находящегося рядом. С ним адъютант, еще два штабных офицера и охрана. Количества охраны местные мальчишки не знают, но рассказали про пост у собрания и пост у дома купца. А также несколько пеших патрулей на улицах. Получается, что нам надо просто заземлить буквально несколько патрульных и можно брать генерал-хорунжего тепленьким.

Буденный скептически прищурился:

– О тож! А остальные его гаврики, раззявив чавки, будут на все это молча глядеть?

– Именно на это я и рассчитываю! Но как это сделать, надо думать. Поэтому предлагаю прекратить неконструктивные вопли, а сесть и прикинуть варианты.

Народ был несколько ошарашен, но бурча, постепенно включился в работу. И минут через двадцать стало что-то вырисовываться. Причем, что характерно – про снайпера никто даже не подумал. Инерция мышления, наверное. А сам я молчал, так как вовсе не собирался светить столь удобный способ ликвидации хорошо охраняемого врага. Зачем мне это сейчас надо? Это потом понадобится, когда за границей разных деятелей отщелкивать начнем. А то ведь, считай, до самого убийства Кеннеди ликвидаторы извращались как могли. И бомбы, и яды, и всякие там уколы отравленным зонтиком. Хотя уже целые подразделения снайперов существовали. Но применить их в обычной жизни хватило мозгов только у продвинутых америкосов. Так что не станем торопиться.

Тем временем я отверг последнюю идею:

– Пройти ночью, минуя патрули? Угу. А с собаками что делать будем? Там ведь в каждом дворе по шавке, которые такой лай поднимут, что мама не горюй!

На что Буденный возмутился:

– Да ты уже все предложения обхаял! Так что же – днем идти, у всех на виду? Тогда бобики точно гавкать не будут!

Подняв палец, я обвел разгоряченных соратников взглядом:

– Именно. Именно днем и у всех на виду. И чтобы нас там приняли как родных. Вот в эту сторону и думайте.

Но думалось как-то плохо (точнее, гнали какую-то голимую фантастику), поэтому я вздохнул:

– Игнат Тихомирович, проверьте, пожалуйста, у нас пишмашинка с латинской клавиатурой рабочая? Ничего в ней не стряслось, пока возили? Хотя подождите. Вместе пойдем. Может, это и не понадобится…

После чего пошел претворять в жизнь то, что пришло в голову вначале в виде слабой идеи, но по мере обдумывания нравилось все больше и больше.

А еще через два часа от места базирования батальона в сторону Маловодного направилась телега, в которой находились довольно странные люди. Правил транспортом мужик, одетый в полувоенную одежду обычного дембеля. То есть штаны и сапоги солдатские, зато косоворотка и картуз с треснутым лаковым козырьком вполне гражданские. При этом вид у возницы был несколько ошалевший. Ну еще бы не ошалевший – после того как Буденный орально настоял, что он, как наиболее подготовленный боец, пойдет с нами, я ему приказал подстричь острохарактерные приметные усы до нормальных размеров. Будущий маршал, почти лишившись лицевого украшения, впал в прострацию, из которой до сих пор не вышел.

Ну а мы с Бергом выглядели и того страннее. Одетые в драные, да еще и не по размеру крестьянские штаны и рубахи (похоже, их баталеры на ветошь держали), но при этом с гладкими физиономиями, мы смотрелись откровенно ряжеными. Обувь тоже дополняла картину, потому что иначе как «опорками» это не назвать. В ногах лежал небольшой саквояж с полуоторванной ручкой. В саквояже находились: две пары носков на резиновых подтяжках, месячной давности экземпляр газеты «Berliner Illustrierte Zeitung», сломанный карандаш, накрахмаленная манишка, манжеты, несколько металлических пфеннигов, криво разорванная половинка от листа командировочного предписания и галстук с отпечатком пыльного каблука.

Вот в таком виде, уже в послеобеденное время, мы и подъехали к блоку на въезде в Маловодное. Удивленный постовой сначала внимательно выслушал наши объяснения на ломаном русском, переходящим в маты на немецком и испанском языках, а потом обратился за помощью к Семену:

– Эй, шой-то там эти нехристи балакают? И хто вы такие?

Буденный, сплюнув, с неудовольствием оглянулся на нас:

– Вон тот, с фингалом, то корреспондент немецкой газеты – херр Раух. А второй – евонный фотограф с той же газеты – херр Гарсия. А я – Семен Будя. За возницу у них.