Владислав Конюшевский - Длинные версты [litres]

Я фыркнул:

– Во всем нужна сноровка, закалка, тренировка. А касаемо туалета – что мне, прямо на людях нужду справлять? Нашел же он сортир в конце концов? Пусть и частный, но нашел. – После чего перевел разговор в деловое русло: – Ты стволы из телеги забрал?

Семен ответил:

– Угу. Только почистить их надо.

Кивнув, принял информацию к сведению. Вообще, два нагана легли в срочно изготовленные тайники как родные. Туда же поместили и заткнутые тряпицами глушители. Только вот извращались мы зря. Телегу никто даже толком не досматривал. Так – немного пошерудили слой сена и на этом всё.

И теперь я приказал:

– Вот и займись оружием. Хозяин вряд ли на сеновал припрется, но все равно работай с оглядкой. А мы с бароном по городу прогуляемся. Посмотрим, что тут и как.

Ну да – втроем ходить было бы весьма странно. С чего бы вдруг обычный мужик, являющийся на данный момент наемным работником, стал таскаться с журналистами? Я уж про разницу в социальном положении молчу. Поэтому Семен остался типа спать, а мы пошли «в люди».

Сам уездный город ничем не отличался от десятков и сотен ему подобных. Жителей – тысяч пять. В центре присутствуют кирпичные дома частных лиц и административные здания. Ближе к окраине здания деревянные и общая обстановка больше походит на деревенскую (включая самую разнообразную живность во дворах). Есть вокзал, на котором сейчас собралось несколько эшелонов. Собрались они по причине того, что мы напрочь расхреначили пути на достаточно большом протяжении. А попытку их починить пресекали орудийным огнем издалека. Гражданские ремонтники от такого пердимонокля разбежались и теперь отказываются приступать к работе. В принципе, из-за этого, собственно, и произошел конфликт между вояками, гражданской администрацией Маловодного и службой железных дорог. То есть не все так просто и своими действиями гайдамаки хотят, чтобы их боялись больше, чем бегающих за городом красных. А повесив сегодня с утра двоих подсобных рабочих, окончательно показали серьезность своих намерений. При этом гарантировать отсутствие обстрела они тоже не могут. Да и с ремонтным материалом довольно туго. Слишком уж много надо чинить, поэтому ни шпал, ни рельсов не хватает. Вот ситуация и приняла столь неприятный характер. Все это мы узнали во время прогулки, просто прислушиваясь к разговорам обывателей. Ну и, конечно, осмотрели дом купца Пиминова. Небольшой двухэтажный особнячок с высоким крашеным забором и массой хозяйственных построек в глубине двора. Сам купец, вместе с семьей, отсутствовал, а за домом вот уже месяца три присматривал один из его приказчиков. Исходя из наличия будки, собака во дворе была, но судя по бочке, закрывающей выход из этой будки, ее выпускали только на предмет пожрать. Ну да – бобик, после появления постояльцев и постоянного поста на входе, наверное, офигел от количества посторонних и гавкал безостановочно. В результате чего был лишен права голоса.

В общем, осмотрев все, что нам было нужно, мы вернулись обратно. Балагурящий Буденный к этому времени уже обаял наших арендодателей, и они вместе с хозяином какой-то лесиной подпирали небольшой сарайчик на задах двора. Иностранные журналисты, некоторое время поглядев на их потуги, тоже включились в работу. В результате чего были приглашены к столу, накормлены кашей и снабжены большим кувшином молока.

Ну а часам к девяти вечера, сидя на той же завалинке, мы обсуждали дальнейший план действий. Тот был довольно прост. Через полчасика скажем хозяевам, что уходим спать, чтобы они нас не беспокоили. А сами до начала комендантского часа пройдем к дому купца, где и затаимся среди хозпостроек. При этом Берг, поглядывая на меня, задал неожиданный вопрос:

– Чур, ты какой-то задумчивый. Что-то не так?

Я почесал начавший зарастать щетиной подбородок:

– Не-е… все так. Только одно непонятно. Похоже, я стал плохо разбираться в людях. Вот сам смотри – в эту дыру, с приключениями, попадают два берлинских журналиста. Тот сотник обязательно доложит Сикевичу о нашем появлении. Пусть даже в виде курьеза. Доложит так же о предпринятых им мерах. И о том, что мы завтра с утра уже поедем дальше. Понятно, что днем «Батько Атаману» [44] Одно из прозвищ Владимира Васильевича Сикевича. не до нас. Но неужели он вообще нами не заинтересовался?

Евгений не успел ответить, так как, словно в опровержение моих слов, появился давешний поручик, который и доложил, что пан командующий ждет господ журналистов к себе на ужин. И что офицер прислан, чтобы нас сопроводить до места. Успев шепнуть Буденному, чтобы тот оставался на месте и никуда не дергался, мы на пролетке отправились к дому купца. Ехать было всего ничего (тут и пешком буквально пятнадцать минут), но понты есть понты, и гости должны понять, что их приглашает не абы кто, а большой начальник.

Сам «большой начальник» оказался не таким уж и большим, но обладал довольно приятной внешностью. Высокий, с залысинами лоб, аккуратные усы с бородкой, умные глаза и вежливая улыбка сразу располагали к себе. Генерал, после доклада поручика, встретил нас на пороге большой комнаты и, широким жестом предложив проходить, начал представлять находящихся там людей. В помещении присутствовал уже знакомый сотник – глава контрразведки и полноватый подполковник, являющийся начальником штаба. Похоже, должность толстого Сикевич назвал чисто машинально, так как сотника он никак кроме имени-фамилии не обозначил. После чего все были приглашены за уже накрытый стол, главным блюдом которого являлся здоровенный, потеющий золотистой корочкой гусь.

При этом сразу нас никто не начал пытать, требуя немедленного рассказа об утреннем приключении. Нет, все было чинно-благородно. Под гуся и вишневую наливку шел неторопливый разговор о последних новостях, о погоде в Берлине, о ситуации на Западном фронте. Офицеры достаточно хорошо владели немецким, поэтому никаких затруднений в беседе не случалось. Ну может быть один раз, когда я принялся расписывать прогресс в деле фотографии, произошедший в связи с переходом на компактные фотокамеры (вот буквально одной рукой удерживать можно!) с целлулоидной пленкой. Там шли технические термины, которые я без зазрения совести приводил по-испански. Но общую канву беседы это не сильно нарушило.

Потом ординарец и какой-то мужик (наверное, управляющий) убрали со стола, оставив лишь графин с вишневкой, легкие закуски и пепельницы. Нас угостили папиросами, после чего и попросили рассказать историю своих злоключений. Пока барон, играя интонациями, живописал о встрече с бандитами (мой испанский акцент окружающими воспринимался несколько с трудом, поэтому приходилось больше помалкивать), я, поглядывая по сторонам, прикидывал расклады.