Александр Калмыков - На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь [сборник litres]

Ждать отправления долго не пришлось. Вскоре шумный гам, царивший на станции, перекрыл зычный крик начальника эшелона. Хотя мегафона у него не было, и ему приходилось пользоваться рупором, но слышно его было прекрасно:

– По вагонам.

И тут раздался такой громкий гудок, что я сразу же вскочил и потянулся к оружию. Но увидев, что все сидят спокойно, быстро сообразил, что это отнюдь не сигнал тревоги, а обыкновенный паровозный гудок. Здесь, в сорок первом, я его уже слышал, но только издалека.

Как только поезд тронулся, Свиридов, верный своим старшинским привычкам, занялся жизненно-важными вопросами. Он покопался в своих припасах, а потом громко спросил, обращаясь ко всем:

– Сколько у нас запасов?

В ответ посыпались отчеты отделенных.

– У меня пять.

– Девять.

– Четыре.

Моему ординарцу не надо было объяснять, о чем идет речь, и он с гордостью выкрикнул цифру восемь.

Эти сведения Свиридову пришлись по душе, и он начал что-то подсчитывать, рассуждая вслух:

– Так, это в НЗ, четверо у нас непьющих, спирт пока не трогаем. Ого, да мы богачи. Если выдавать, как на фронте, по сто граммов, то нам хватит надолго. Если, конечно, ротный разрешит.

Так как бойцы вполне заслужили отдых и срочных дел у них не имелось, то я дал добро на употребление драгоценных запасов по их прямому назначению. Сразу расслабившись, бойцы принялись напевать песни или же захрапели, пользуясь предоставленной возможностью. Во всем батальоне сейчас только недавно сформированное отделение противотанкистов было занято делом, изучая свои новенькие ружья, сразу прозванные удочками. Но нашей роты это не касалось, и бойцы просто наслаждались жизнью. Конечно, ехали мы не в мягком вагоне, но все равно это намного лучше, чем ползать по-пластунски по снегу и бегать на лыжах с полной выкладкой. Еда есть, в вагоне тепло, что еще надо для счастья. После того, как печку растопили, а щели в стенах забили ватой, надерганной из запасного ватника, здесь стало так жарко, что даже пришлось приоткрыть дверь.

Правда, на первой же остановке Михеев, который мысленно уже видел себя политруком роты, попытался помешать нашему законному отдыху и предложил провести очередное политзанятие. Но Свиридов, как старший по званию, сразу же его отшил, нагло заявив, что сейчас у них по плану вокал, и красноармейцы занимаются спевкой голосов.

Бойцы действительно в этот момент пели песню, которой их научил ротный, но она была отнюдь не из тех, что я надиктовывал Ландышевой для пополнения репертуара всесоюзного радио.

Поморщившись от такой несознательности, помощник политрука все же понял свою ошибку и отправился искать добычу себе по зубам, благо что остальными взводами командовали всего лишь сержанты.

В начале пути вид из окна был удручающим. Вдоль дороги то и дело попадались сброшенные под откос разбитые вагоны, оставшиеся после бомбежек. Села, мимо которых мы проезжали, были пустыми. В прифронтовой полосе большинство жителей эвакуировали, и поэтому дома выглядели заброшенными. Но, по крайней мере, все они были целыми, а не сожженными немцами, как в нашей истории. Так что жителям будет куда вернуться.

Станции мы обычно объезжали по обходным путям. Их специально построили, чтобы не допускать излишних простоев, а главное, чтобы избегать скопления эшелонов, которые будут подвергаться налетам авиации противника.

Но у поселка Осташково эшелону все же пришлось остановиться. Объехать станцию было невозможно, так как здесь находился мост через протоку Селигера. Прикрывая такой важный объект, в воздухе постоянно висела дежурная пара истребителей, а на окраинах поселка виднелись стволы зениток.

Судя по большому количеству дымных столбов над станцией, здесь было тесно от многочисленных эшелонов, заполнивших все запасные пути и ждавших своей очереди на проезд через мост. Порядок проезда регулирует диспетчер, руководящийся приоритетами важности военных составов. В первую очередь на восток пропускались поезда с ранеными, а на эту сторону эшелоны с боеприпасами, которые не только очень важны для фронта, но и опасны для станции. Без задержек прогромыхал через Осташково тяжелый бронепоезд. Увидев его, я поспешил записать очередное гениальное озарение. Если боевые действия идут недалеко от железной дороги, то можно установить на прочные четырехосные платформы тяжелые морские орудия. Дальность выстрела у них большая, снаряды тяжелые, но вот перевозить их иначе как на поезде довольно затруднительно.

Пользуясь случаем, машинисты подвели поезд к дровяному пункту, чтобы заправиться горючим. Везла наш эшелон знаменитая «Овечка», как в народе прозвали паровоз серии «Ов». Она была очень древняя, возможно сделанная еще в прошлом веке, и работала на дровах. Воспользовавшись тем поводом, что мне приказали выделить людей для погрузки дров, я подошел поближе к раритету и стал с восхищением его рассматривать. Чудо техники фыркало паром, пускало из трубы дым, и от него нестерпимо несло зловонным техническим салом, применяемым для смазки механизмов. В общем, это было восхитительно. Впрочем, мои восторги несколько поубавились, когда мимо величественно проехал паровоз, как будто сошедший с экрана фильма о Диком Западе.

– Что, нравится, командир? – весело спросил чумазый машинист, руководивший погрузкой дров. – Это «Прери», первая красавица на наших линиях, не чета нашей древней старушке.

Работали бойцы быстро, спеша поскорее уехать с опасной станции, которую могли атаковать немецкие самолеты. Воздушного нападения, к счастью, не случилось, но зато поезд был атакован сотнями беженцев, спешившими уехать подальше в тыл. Видимо, здесь обязательная эвакуация уже не предусматривалась, и люди, решившие переехать, должны были добираться самостоятельно.

Начальник нашего эшелона был тоже живым человеком и своей властью разрешил нам подсаживать пассажиров. В разумных пределах, конечно. Ни военный комендант станции, ни хмурые энкавэдэшники, переругивающиеся с машинистами, против провоза «зайцев» не возражали. Они только предупредили, что на ближайшей узловой станции всем гражданским придется сойти, но там ими займется эвакуационный пункт.

Когда мы отъезжали от станции, все платформы были завалены большими тюками и узлами, на которых сидели женщины и старики. Детей мы постарались распределить по вагонам, иначе они просто могли замерзнуть. Самых маленьких посадили в пульманы, а тех, кто постарше, впустили в теплушки.

Хотя у нас в вагоне и так было тесновато, и всего пара мест оставались свободны, но десяток человек мы у себя разместили. Так как самый свободный угол оставался у моего штаба, то естественным образом стайка ребятишек притиснулась ко мне. Они расселись по нарам и тихонько стали оглядываться по сторонам.