Дмитрий Калюжный - Грани сна [litres]

– Отправь людей верных в дальние монастыри, – советовал он. – Выбери самый укромный и тихий, где народу мало, и не узнали бы чужие. Вели настоятелю сделать под полом в церкви, или внутри монастырских стен тайник. Ме́ста надо мало! Сорок аршин квадратных [146], всего-то, если складывать в семёрочку на дощатые рамы. И к нужному дню чтоб уже было бы готово.

– Как так, «складывать в семёрочку»? – заинтересовался Данила.

У Лавра был опыт, приходилось ему складировать книги в матушкиной библиотеке, когда там ремонты делали. Он и объяснил: три книги так, а к ним вплотную четыре книги этак. На них – слой наоборот, здесь четыре, а здесь три. Клади хоть в человечий рост, стопа не рассыплется – главное, по толщине подбирай. Он даже взял несколько фолиантов и показал процесс на деле.

И уж заодно – чтобы два раза не бегать, Лавр обещал Даниле, что пришлёт к нему родича своего, ярыжку Глеба, коему Данила может верить как себе. Осталось уговорить правнука. Согласится ли? Он ещё вчера и знал, что за Либерея такая.

Вечером завёл с внуком серьёзный разговор. Поначалу шло туго. Глебу вовсе не улыбалось работать от зари до зари: днём в приказе, вечерами за-ради денег стричь избранных клиентов, и ещё ходить к какому-то Даниле за какими-то пустяками.

– Проследить надо, куда попадёт Либерея! И всё! – объяснял ему, изнемогая, Лавр. – Ни носить, ни копать не надо. Торчать там сутки напролёт тоже не надо. Я старый! Даже воцарения самозванца могу не дождаться. Но я всё организовал, тебе только и дела, когда начнут стрелять, неотлучно быть рядом с Данилой, запомнить, куда сложат книги, и донести радостную весть потомкам.

В конце концов, Глеба пробило. Уверовав со слов Лавра, какую ценность представляет собой царская библиотека, он немедленно начал мечтать, как найдёт её в своём времени , огребёт за это фейм [147], и его будут пожизненно носить на руках.

В Польше объявился некто, назвавшийся именем царевича Дмитрия, погибшего во младенчестве. Магнат Ежи Мнишек – воевода сандомирский, начал вооружать его для похода на Русь. Осенью войска самозванца достигли русских пределов, в ноябре дошли до земли Северской. [148]Дипломаты не могли разрешить эту ситуацию, и в начале 1605 года Борис Годунов вторично сменил главу Посольского приказа, назначив на этот пост Ивана Грамотина. И велел ему вместе с войском отправляться в помощь осаждённому Путивлю.

Пока дошли, изменники сдали самозванцу Путивль. Простонародье и дворяне города-крепости присягнули ему. Вслед за Путивлем добровольно сдались Рыльск и Курск, Севск и Кромы, многие другие города и сёла.

Борис негодовал – но ничего не мог изменить! За семь лет своего правления он так много сделал для страны, но никто не брал в расчёт его достижений. Победное движение на юг и восток, строительство каменных крепостей на границах, развитие наук, подъём производства – ничто не интересовало злопыхателей. Лучше всех его успехи были известны литвинам и полякам, и как раз они присылали агитаторов против царя.

Апрельским днём царь, с утра совершенно здоровый, позавтракав, неожиданно умер. Колокола московских церквей ударили набат. [149]Об отравлении говорили в полный голос: те, кто поддерживал царя – с негодование, а те, кто шёл против него – с радостью и гордостью. Московский служилый слой бурлил, везде спорили до драки.

Войско, пришедшее из Москвы в Северские земли ради битвы с Дмитрием, вместо войны присягнуло ему. И главный царский дипломат Иван Грамотин – тоже! Люди, которым царь Борис доверил управление своей страной, отравили его, и в первые же дни по его смерти кинулись предавать его дело…

Похоронили Годунова в Архангельском соборе без царских почестей. На царство был венчан его сын Фёдор, образованный юноша, знаток языков, первый в России картограф. Из курса истории Лавр помнил, что Фёдор пробыл в царях от силы два месяца – и память его не подвела! Да, два месяца… но каких! Суматошных, бешеных, нестабильных, переполненных сомнениями и страхами.

Везде, во всех Приказах засели агенты самозванца. На площадях горлопаны славили европейскую культуру, у церквей – убеждали прихожан, что Дмитрий несёт им подлинное христианство. Православные горожане били этих горлопанов, после чего русские бояре на заседаниях Боярской думы осуждали дикость вечно пьяного и готового на драку народа, зачитывали энциклики о необходимости его воспитания и европейского просвещения.

О том же твердили печатные листовки, завозимые из Литвы: о культуре, заботе и любви, которые несёт с собой царевич Дмитрий, чудом спасшийся, будучи маленьким мальчиком, от покушения Бориса Годунова, жестокого тирана и бессердечного убийцы, расчищавшего дорогу к власти для своего наследника Фёдора, который и узурпировал ныне трон. Виднейшие сановники страны вроде Василия Щелкалова, некогда всесильного слуги того же царя Бориса, переходили к самозванцу.

С одной из делегаций у Дмитрия побывал и Глеб. Вернувшись, сказал с сомнением:

– Безбородый… Такому здесь не усидеть.

– Так, известно же, – ухмыльнулся Лавр. – Меньше года ему Кремль занимать.

– Правда, что ли?..

В первых числах июня толпа возбуждённых горожан, жаждущих европейских ценностей, разграбила царский дворец. Искали царя Фёдора Борисовича с матушкой, но те успели скрыться. Тогда со злости вынесли из Архангельского собора труп Бориса Годунова. Кинули на землю, пинали ногами, плевали на него.

От самозванца прискакали, сурово хмуря брови, два перекинувшихся к нему князя с оружными людьми и выполнили его задание: поубивали ножами или петлёй тех важных персон, кто упорно поддерживал царя, противясь европейскому пути России.

Слабых духом, не желавших быть зарезанными, склонили к измене.

Престарелого патриарха Иова – первого в русской истории патриарха! – за то, что предал анафеме самозванца и его сторонников, а купно и тех, кто государю изменил, увезли под надзором в монастырь.

Наконец, убили самого царя – умницу Фёдора Годунова, и мать его тоже убили.

Аппарат управления не работал, приказные разбежались.

До входа в столицу войск Дмитрия оставалось несколько дней…

Ещё при жизни своей Борис Годунов, для вовлечения страны в международную торговлю, распорядился, чтобы Посольский приказ отправил бы посольство из пяти человек в Венецию и Геную. Затем сын его Фёдор, продолжая дело отца, выдал на то грамоту. Но отправить делегацию не смогли из-за того, что враги перекрыли все пути. Когда стало ясно, что враги эти вот-вот уже будут в Кремле, и медлить нельзя, решили плыть Волгой на Каспий, а оттуда через Персию и Турцию пробираться к Средиземному морю. Однако три члена делегации ни с того, ни с сего обернулись фанатиками самозванного Дмитрия, и ехать не захотели. С другой стороны, к двум оставшимся примкнули несколько других посольских, желавших скрыться из Москвы. Они боялись польского террора и везли с собой семьи, надеясь, что грамота государя, пусть даже покойного, поможет им неплохо устроить свою жизнь в Венеции.