Дмитрий Калюжный - Грани сна [litres]

– Подожди. Мы проведём семинар по обмену опытом позже. Сейчас важнее выдумать легенду для этой публики. Может, мы братья, и меня цыгане украли? В детстве?

– В Европе пока нет цыган.

– Как так? Я же их видел. А, нет, это я их видел не здесь. Ну, тогда степняки украли. Продали в рабство… Тема для меня известная. Такого им наплету!

– Слушай, про рабство не надо: сразу к тебе отношение будет плохое. А степняки… На этой сходке несколько ханов. Обидятся, неудобно будет.

– Может, мы из генуэзского рода де Гизольфи? Их много по всему Востоку! Никому не удастся проверить.

– Н-нет, не пойдёт. Принадлежать к ним опасно: император помнит, что они перекинулись от гибеллинов ко гвельфам. [67]

– А крымские де Гизольфи? Они от политики далеки, безобидные…

– Знаешь, Лавр, прямо здесь гостит хан Перекопский, а у него на генуэзцев зуб за то, что они Мамая сдали. А ещё, учти, у императора герольдмейстеры не за так хлеб едят. Они знают, что первые де Гизольфи были выкрестами из иудеев, а это всегда минус.

– А ты откуда знаешь, кем они были?

– Не в первый раз живу в Европе! Встречались.

– Тогда – графы Орси́ни?

Стас обрадовался, и не мог этого скрыть:

– Вот это в точку! Род знатный, дальше некуда – один из них прямо сейчас кардинал; а главное, этих Орси́ни – как блох на собаке. Богатые, бедные – всякие, и живут повсюду.

– Несколько ребят из этого рода были деспотами Эпира, и я им служил! – сообщил ему Лавр факт своей биографии. – Но веру православную они там сохранили, а это понравится Фотию.

– Очень хорошо. И, предположим, в детстве у нас был русский раб-воспитатель.

– Да, обязательно. Пусть мы научимся у него русскому языку.

– Теперь давай сочиним, где и как тебя украли, или ты заблудился.

– А зачем сочинять? Жили на берегу моря, напали турки, родители погибли, ты бежал в Европу, а я застрял в Азии. Занялся торговлей, примкнул к каравану, доехал до Москвы. Там меня обокрали – вот князю Василию будет стыдно! – пришлось идти на Арбат и наниматься в оружейники. Почти всё правда. И не проверишь: на подступах к Москве почти каждый второй караван грабят.

– И кстати, тогда понятно, откуда ты так хорошо с оружием знаком.

– А откуда? Мне непонятно.

– Ну, как. Ты вырос в воинственной знатной семье. С детства любил оружие. Воевал.

– Согласен…

Переговоры монархов шли свои чередом. Первым, для затравки, решили самый простой вопрос – Валашский. По давнему соглашению Валахия [68]должна была выступать на стороне Сигизмунда в его борьбе с турками, но от выполнения договора уклонялась. Теперь Сигизмунд в отместку дал согласие королям польскому и мадьярскому, чтобы они разделили этот край между собой.

Затем обсудили создание антитурецкой коалиции. Надежды на мир с Турцией не было. Но Польша отказалась участвовать в коалиции, пока в неё не войдёт большинство европейских государств. Этот пункт повестки оставили на потом.

Ганзейский вопрос до решения тоже не довели. Суть в том, что датский король Эрик желал урегулировать отношения с городами Немецкой Ганзы, агрессивность которых в торговле просто истощала его королевство. Но ведь людей Сигизмунда оно обогащало! Вот вопрос и завис.

Попытки обсудить объединение католической и православной церквей разбились о твёрдую позицию Москвы. «Не бывать такому никогда», заявил митрополит Фотий. Упорнее всех объединение католиков и православных поддерживали Сигизмунд и папские послы, но духовенство отказалось дискутировать.

Обсудили религиозную революцию гуситов в Чехии, но уж тут никаких решений принять было вообще нельзя. Зато переговоры о выработке правил торговли, о налогах, о судоходстве по Балтике оказались весьма продуктивными.

Мелочи: о возведении в достоинство, пожалованиях и наказаниях, об изменениях в дипломатическом протоколе – хоть и стоили немалого времени, но всё же шли фоном.

В перерывах между дискуссиями гости устраивали рыцарские турниры, охоты, и вообще забавлялись по-всякому. Одной из новых забав стало обсуждение встречи родных братьев, членов разных делегаций, а именно графа Эриха фон Дубова, посла императора, и мастера Гло́бы, помощника боярина из Москвы.

Все о них говорили. Все хотели их видеть.

Лавр держался великолепно. У Фотия и других москвичей были сначала сомнения: как это, кузнец, которого они знают как облупленного, и вдруг – выходец из знатного европейского рода. Поначалу не вызывали доверия и его сказки, будто он живал за морями. Но когда услышали придворные Василия разговор Гло́бы с императором на немецком языке, с послом из Царьграда – на греческом, а с одним знатоком он болтал даже на персидском – уверовали: правда сие. Ну, не может простой кузнец так спокойно и изысканно общаться с сильными мира сего!

– Почто не сказал, кто ты? – пенял ему Фотий. Они собрались в своей части княжеского замка, человек десять, включая князя Василия, и обсуждали события дня.

– А кто бы мне поверил? – удивился Лавр. – Могли не поверить, и того… плетьми бы погладили, а то и кнутом бы угостили. Во еже тщи идти на плаху?

– Это да, – вздохнул митрополит. – Легла бы на тебя хула. Однако, что нонеча делати нам? Не лепо такому, как ты, простым хитрецом [69] Хитрец – ремесленник (старорусс.). быти.

– Пред императором нам соромно [70] Соромно – стыдно. От него слова «срам» и «сор». , что брат императорского посла, графа Дубова, у нас в чёрном теле, – высказал своё мнение боярин, ведавший посольскими делами.

– А вот что! – вмешался князь Василий, смотревший на Лавра горящим взором. Очень его поразила вся эта волшебная история. – Мы нашего Гло́бу оденем лучше, чем тот граф.

– Не надо бы, великий господин, – засомневался Лавр. – Я всё-таки не граф. И меч мне носить нельзя, я не бийца. [71] Бийца – воин.

– Меч нельзя, – подтвердил княжеский воевода, – но исстари оружейники носили нож.

– Нож и сапожник носит, – обидчиво сказал князь. – Нож с мечом не сравнить.

– Так пусть носит кинжал богатый, – предложил боярин Рогожа. Они с Лавром жили душа в душу, ему бы на пользу пошло, коли б его мастер поднялся повыше.

– А у нас есть такой кинжал? – спросил князь.

– Нет, так сделаем, – ответил Рогожа и указал на Лавра. – Вот он сам и сделает.

– Да! Эй, там! Казначей! Выдай Гло́бе камней самоцветных и нити золотой, сколько скажет. И пусть одежду ему подберут богатую. Сапоги боярские. Шапку. И коня.

Затем он кликнул постельничего. Приказал:

– Чтоб ввечеру привели в мои палаты Гло́бу. Он будет мне свои сказки сказывать, как жил за морями…

В отличие от оружейника Лавра, дипломат Стас обязан был участвовать в заседаниях. Он даже выступал в прениях, когда была на то воля императора.