Татьяна Смородина - Фехтовальщица

– Да, эта дорого будет стоить! – окинув девушку оценивающим взглядом, кивнул Юбер. – Только одежку надо сменить.

– Да идите вы! – воскликнула фехтовальщица и отошла.

– Ладно-ладно, я-то не гордая, я обожду! – крикнула ей вслед Кошон и вместе с хозяином жаровни засмеялась.

Женька направилась дальше. Она спрашивала о работе у торговок, пока ей не указали на кабачок «Дикая пчелка», где по слухам, требовалась разносчица. Она зашла туда, но разносчицу там уже взяли.

– Может быть, где-то еще требуется работница? – спросила фехтовальщица у хозяина.

Тот пожал плечами и подозвал жену, которая в это время как раз наставляла новенькую.

– Мой брат Арман Мишо прачечную держит на Мыльной улице, – ответила хозяйка. – К нему пойдешь? – У него недавно одна из прачек померла.

– Да, пойду.

– Только одежа у тебя дурная. Что за юбка на тебе?

– Это из накидки. Старая испортилась, а другой у меня нет, сударыня.

– Что ж, идем, я из своего тебе что-нибудь дам, а то Мишо из-за такой одежи отказ сделает.

– Спасибо, сударыня.

– Ничего, неделю сработаешь, отдашь. Я много не спрошу.

Женька переоделась, и хозяйка сама отвела ее в прачечную. По дороге они познакомились. Женщину звали Берарда, и пока она вела девушку до прачечной, рассказывала, как себя вести, чтобы понравиться и не потерять место, которое, по ее словам, было очень выгодным.

– Глазками зря не стреляй, за все благодари и много не разговаривай.

– А если мне понадобится сказать что-нибудь дельное?

– Дельное? Тебе? Что дельного может сказать прачка? Знай, грязь с господского белья отстирывай! Арман на знатные дома стирает. Соображаешь? Белье шелковое, в кружевах! Тут глаз да глаз нужен. Попортишь чего, Клеман стукнуть может.

– Это охранник?

– Сын Мишо, старший. Арман болеет давно, и Клеман ему помогает дело вести. Слушайся его, как самого хозяина.

Прачечная Мишо находилась на Мыльной улице, где подрядились стирать белье еще несколько таких же заведений.

– По улице не один Мишо стирает, – говорила об этом по дороге Берарда, – но подоходней его только Буше будут. Они больше знатных семей обстирывают. Эй, осторожней! Не поскользнись! Здесь всегда сыро. Видишь желоб? Сейчас грязную воду начнут сливать.

Грязную воду сливали прямо на улицу, вдоль которой к реке тянулся длинный и глубокий сток. Когда Берарда и фехтовальщица поднимались к воротам, как раз открыли заслонку в стене, и мутный поток шумно заклубился прямо у их ног. Они перешли через него по деревянным мосткам и очутились во дворе.

Прачечная представляла собой трехэтажное здание, каких было много в Париже, но вид его очень портили корявые пристройки, прилепившиеся ко второму этажу. Они ломали естественные пропорции здания и придавали ему сходство с черепом тяжело рожденного ребенка.

На небольшом крытом дворе находились: сарай, колодец и жаровня для приготовления скорой пищи. На скамейке под окном сидела глазастая и чисто одетая девушка в накрахмаленном чепчике. Она бойко переговаривалась с другой девушкой, скуластой и смуглой, по пояс высунувшейся из окна. Обе, заметив вошедшую пару, с любопытством взглянули на фехтовальщицу. Оглянулись на нее два крепких парня, носившие воду из колодца, и старик, разворачивающий тележку с осликом, да и сам ослик повернул голову в ее сторону.

Берарда провела Женьку в дом и поднялась с ней на второй этаж.

Хозяин прачечной Арман Мишо, полный мужчина преклонных лет, в самом деле, выглядел неважно. Он полулежал в смягченном подушками кресле и пил что-то из чашки, которую подала ему сонного вида девушка. Другая девушка, постарше, но с таким же унылым выражением лица поправляла ему одеяло, в которое были закутаны его ноги. Руководил их действиями молодой человек, одетый в тесный суконный камзол с белым накрахмаленным воротником.

Берарда представила брату новую работницу, ободряюще похлопала ее по плечу и ушла.

– Как, говоришь, зовут? – спросил фехтовальщицу хозяин прачечной.

– Жанна.

– И все?

– Жанна Пчелка, – на ходу придумала девушка, вспомнив название кабачка Берарды и свою, родственную ему, фамилию.

– Пчелка? – приподнял брови Мишо и посмотрел на Клемана. – Странная фамилия? Что скажешь, Клеман?

Клеман подошел и потрогал девушке предплечья, спину и посмотрел кисти рук.

– Девка сильная, – сказал он.

– Хм, Пчелка… Что ж, работай, Пчелка. Посмотрим, сколь меда нам принесешь, – кивнул Мишо и отпил из чашки. – Работать будешь честно, получишь деньги и харчи, станешь лениться – выгоним, а стянешь чего – в Шатле определим. Поняла?

– Поняла.

Несмотря на странный осмотр на профпригодность, который устроил ей Клеман, Женька была настроена серьезно и хотела верить, что на этот раз сумеет обойтись без клинка в своей запутанной истории и сделает ее финал мирным.

Мишо рассказал, сколько она будет получать и где жить, работая прачкой. Долгий рабочий день и жалкая зарплата, если и не воодушевили, но и не напугали фехтовальщицу, – сначала они показались ей просто детской игрой по сравнению с преодолением красных разметок ее прежнего пути.

– Мне можно работать уже сегодня? – спросила девушка.

– Сейчас, если хочешь поесть вечером. Клеман, отведи ее к прачкам.

Но Клеман сначала отвел Женьку в ее жилище, то есть, в ту самую пристройку, которую она наблюдала со двора. Пристройка напоминала ласточкино гнездо, и подниматься в нее надо было по лестнице, прикрепленной к стене дома. Сначала это показалось даже романтичным, но за скрипучей низенькой дверкой вся романтика кончилась. Из мебели в пристройке находился только старый ларь, который одновременно служил постелью и гардеробом, да помятый горшок в углу.

«Вот это конура… Пожалуй, камера в Бастилии была получше», – подумала Женька, но пока ничего не сказала.

После показа жилья Клеман повел фехтовальщицу в прачечную. Прачки в это время мыли четыре большие лохани. Одна из девушек кашляла, а другая была на последних месяцах беременности, однако обе они работали, как и другие.

– Беранжера, – кликнул Клеман ту, что выглядела постарше, передал ей новенькую и ушел.

Беранжера велела Женьке скинуть лишнюю одежду, чулки, башмаки и лезть в лохань. Женька растерялась, но не от того, что надо было раздеться почти до сорочки, – она вспомнила о кинжале, прикрученном поверх мужских штанов и о самих штанах, наличие которых у женщин здесь считалось едва ли не кощунственным.

– Ну, чего жмешься? – усмехнулась Беранжера. – Ноги кривые, али что? Так тут все свои! Всяких видали!

Женька поняла, что ничего скрыть не удастся, подняла подол, вынула из-за подвязки кинжал и положила его на скамью.

– Ты гляди-ка! – слегка изменилась в лице Беранжера.