Татьяна Смородина - Фехтовальщица

– А вы?

– Мне надо на какое-то время исчезнуть из города. Меня могут арестовать из-за уха де Жуа.

– Да-да, забавная историйка! – рассмеялся Даниэль. – Почему же вас не арестовали вчера?

– Дали подумать.

– О чем?

– Теперь неважно. Я отказалась от предложения короля, поэтому скоро делу де Жуа будет дан ход.

– Какого еще предложения?

– Делового.

Де Санд схватил девушку за руку.

– Хотите, останьтесь у меня, я вас укрою.

– Мне есть, где укрыться.

Фехтовальщица оставила дом де Санда и поехала к герцогине, думая, то о де Беларе, то о его опасной истории с письмами брата, то о том будущем, которое собиралась предложить ей сводная сестра короля. «Неужели Кристоф прав, и она пошлет меня к Рогану?.. Что с того? В роли гонца нет ничего постыдного. Зато у меня будут деньги. Надо бы как следует поторговаться. Такое должно недешево стоить».

– Эй ты, дурачина! – вдруг раздался резкий крик кучера.

Экипаж сильно покачнуло, и Женька свалилась в сторону Жикарда. Тот ловко подхватил ее, посадил на место и, сунувшись в окошко, грозно обругал неловкого кучера. Карета остановилась, и фехтовальщица тоже выглянула наружу. С дороги поднялся средних лет плотный мужчина. Судя по одежде, это был какой-то ремесленник. Он взял на руки девочку, что упала вместе с ним, и, прихрамывая, пошел дальше.

– Эй, сударь, погодите! – крикнула фехтовальщица, догадавшись, что ее экипаж чуть не придавил их обоих.

Мужчина остановился и обернулся.

– Садитесь, я подвезу вас! – предложила девушка.

– Госпожа, что вы делаете? – возмутился было Жикард, но Женька велела ему замолчать и снова повторила свое предложение сбитому ремесленнику.

Тот неторопливо приблизился, поклонился и просипел простуженным голосом:

– Не трудитесь, госпожа, кучер ваш не виноват. Я сам зазевался, как есть верно.

– Все равно садитесь. Я же вижу, что вам трудно нести девочку. Вы больны?

– Застудился на днях, распаренный на сквозняк выпер.

Мужчина все-таки сел, и экипаж двинулся дальше. Женька спросила, куда его отвезти, и он назвал Дворец Правосудия.

– Вы там судитесь?

– Не, служу.

– Служите?

Мужчина не был похож на кого-либо из судейских. «Наверное, какой-нибудь работник», – подумала девушка.

– Вы дворник?

– Палач я, госпожа.

– Как… палач?

– Так. Колен Клошен. Что так смотрите? Аль уже высадить захотели? Так что ж, не бойтесь… скинусь, как не был.

– Нет-нет, сидите, я не боюсь.

– Верно. Чего бояться? Я не преступник какой, а честный человек, как и другие.

– Да-да, конечно… А девочка? Ваша дочка?

– Сестры. Сегодня схоронил. Отца у ей нет, так со мной теперь будет жить. Я ее хорошо устрою.

– Вам много платят?

– Много, коли родственник богатый у покойника. Тело для похорон такой купит, так я и живу припеваючи.

– А вы… давно палач?

– Как отец помер, так я стал. Обычное дело, госпожа.

– И вам нравится… ваша работа?

– Когда хорошо сделана, нравится. А чего ж? С утра болтуну одному из графьев язык припек, сегодня буду предателя де Монжа в «испанский сапог» обувать. Чую, много рассказать должен, подлюка. Простите, госпожа.

– Вы… и в пыточных работаете?

– Так через них-то и застыл. Жарко там, госпожа. Не приведи господь вам узнать.

Женьке тоже стало немного душно, но она разговаривала спокойно, хорошо понимая, что не этого человека ей надо сейчас бояться.

– Всяка работа должна быть сделана отменно, – продолжал Клошен. – Через это на месте держат, и людям приятно. Вот про вас скажу, попадете ко мне, так лишней муки не причиню. Шея у вас хоть и крепенькая, но высокая. За глаз одного удара хватит.

– Спасибо, – улыбнулась, как ни в чем, ни бывало, фехтовальщица.

У Дворца Правосудия Клошен сошел.

– До встречи, сударь, – кивнула ему девушка.

– Э-э, такого палачу не говорят, – засмеялся мастер пыточного дела и исчез где-то внизу, будто растворился в тяжелом камне грозного дворца.

В дом герцогини Женька приехала к обеду. Герцогиня, прежде всего, была женщиной, поэтому в первую очередь обратила внимание на перемену платья вернувшейся фехтовальщицы. Узнав, что это новый подарок де Шале, она усмехнулась.

– Ну да, маркиз де Шале разбирается в одежде. Что Валентин?

– Де Ларме сказал, все решат сутки.

– Тогда идите и сообщите это господину де Белару, а то он опять порывается уйти.

– Ему лучше?

– Видимо, да. Час назад приходил лекарь. Дельный лекарь и не пьет. Это странно для Парижа. Он заново перевязал рану и растер его каким-то новомодным бальзамом. Видимо, снадобье оказалось недурным. Жаль, что оно не лечит характер.

– Де Белар всегда был таким, или его кто-то обидел?

– Это не имеет значения – обиды не рождают, а только оттеняют нашу истинную сущность.

Герцогиня была права, – услышав о брате, де Белар молча кивнул и нахмурился. В его взгляде уже не было явной неприязни, но продолжать общение он, как и прежде, не стремился.

– Де Монжа сегодня будут допрашивать, – понимая, что для мушкетера это важно, добавила девушка.

– Откуда вы знаете?

– Палач сказал.

– Вы знакомы с парижским палачом?

– Мы сбили его своей каретой. Он был больной и с девочкой. Я довезла его до Дворца Правосудия. Это произошло случайно.

– Вы полагаете, случайно?

– А вы… что полагаете?

– Я полагаю, что это знак.

– Мне?

– Мне.

– Вы собираетесь что-то делать?

– Вас это не касается.

О знаковой встрече с палачом Женька рассказала и герцогине. Та немного изменилась в лице и тоже приняла это событие на свой счет.

– К чему вам захотелось посадить в мой экипаж какого-то сбитого «ремесленника», Жанна? Видите, к чему это привело! – перекрестилась Франсуаз.

– Это еще ни к чему не привело, ваша светлость. Чего вы боитесь?

– Мое положение в Париже не слишком устойчиво, – призналась герцогиня. – Нас еще многие не любят.

– Но Генрих Четвертый тоже был из протестантов и его тоже сначала не любили.

– Теперь настали другие времена. Генрих Четвертый дал протестантам много свобод. Его сыну Людовику это не нравится. Может случиться, что мне скоро придется уехать.

– Куда?

– Туда, где со мной будут считаться, как со своей. В связи с этим я хочу вас просить выполнить одно мое поручение, Жанна.

– Какое?

– Нужно отвезти письмо герцогу Рогану. Я хочу знать, сможет ли он принять меня, если мне придется уехать. Когда вы привезете мне ответ, то получите сто пистолей.

– Когда вы хотите, чтобы я выехала? – спросила Женька.

– Завтра. Ведь вам тоже необходимо скрыться из города.

– Да, необходимо. Я подумаю до вечера.

– Подумаете? У вас есть какой-то выбор?

– Может быть, и есть.

Женька поняла, почему Франсуаз заговорила про «завтра», – герцогиня была в стесненном положении и ожидала результатов похода де Белара в дом Жозефины. После того, как фехтовальщица рассказала о разговоре с палачом, бывшая протестантка понимала, что медлить нельзя. Квартиру сбежавшей Жозефины могли обыскать в любую минуту, обнаружить там пресловутый дневник и наказать герцогиню, если уж не за помощь заговорщикам, то за ее преступное умолчание о готовящемся покушении.