Татьяна Смородина - Фехтовальщица

– Хочу быть сильной.

– Врешь! Ты здесь из-за де Санда?

– Мне нужна его школа.

– Сейчас ты пойдешь со мной.

– Куда?

– Какая разница?

Фехтовальщица хотела возразить, но вдруг с ужасом почувствовала, что разницы, в самом деле, никакой нет. Она вздохнула, пошла в дом и сказала де Санду, что уходит с фаворитом короля.

– Что? Куда?

– Я ненадолго. Надо, чтобы он успокоился.

– А вызов?

– Отложим, я не готова сейчас к дуэли. У меня рана, вы же видите.

– Ах, рана?.. У вас не эта рана болит, Жано!

– Какое вам дело, сударь?

– А такое! Знаю я эти истории! Завтра вы пропустите занятия, послезавтра откажетесь от поединка, а еще через неделю и от фехтовальной площадки!..

Де Санд говорил раздраженно, но верно. Женька понимала это, однако шла наперекор. Его голосом с ней будто говорил отец, а она уже не хотела подчиняться даже ему.

– Не вам меня поучать, сударь, – стала злиться девушка. – Вы мне не папаша! Воспитывайте лучше ваших детей, которых вы настряпали проездом через Орлеан!

– Что?! – де Санд подскочил к фехтовальщице одним прыжком и схватил ее за шиворот. – Ах ты, непутевая дрянная кошка! Не сметь так разговаривать со своим учителем, а то я сегодня же выкину тебя из школы!

– Не выкинешь! Не выкинешь! – продолжала грубить Женька, повиснув в его руке как нагадивший котенок.

– Это еще почему?!

– Да потому что ты меня любишь, рыжий дурак! Отпусти! Мне больно!

– Это мне больно!

Де Санд отшвырнул фехтовальщицу прочь, схватил со стола бокал и с размаху разбил о стену.

– Убирайся!

Девушка побежала к дверям.

– И только попробуй завтра опоздать на занятия! – крикнул вслед Даниэль.

Фехтовальщица выбежала из дома. Поправляя на ходу свой костюм, она чувствовала себя встрепанной не столько сильной рукой де Санда, сколько самой судьбой.

Де Шале в сопровождении пажа ждал ее у ворот. Он был верхом и улыбался. Ярость его прошла. Несмотря на полученную рану в плече, маркиз чувствовал, что одержал победу и радовался, словно ребенок.

Женьке подвели лошадь. Мишле подержал стремя; девушка, помогая себе здоровой рукой, забралась в седло и вместе с фаворитом короля выехала за ворота.

– Куда мы все-таки поедем? – спросила у де Шале фехтовальщица.

– К родителям. Я ведь так и не познакомил тебя с ними.

– Но теперь я не Мария Гонзалес и не Жанна де Бежар, а Жанен де Жано. Король разрешил мне жить в Париже только под этим именем.

– Превосходно! Тогда я представлю тебя как друга. Это даже забавно.

Генриха в самом деле веселила сложившаяся ситуация и он не собирался раскрывать истинное лицо своего «нового друга» окружающим, тем не менее, и от мысли связать с такой девушкой свою развязную жизнь он тоже не отказывался.

– Я поговорю с матушкой, а потом она уломает отца. Моя добрая матушка еще та дипломатка!

– А король, Генрих?

– Что «король»?

– Мне кажется, он не простил еще Жанну де Бежар и не позволит тебе…

– Позволит, не позволит! – капризно воскликнул королевский фаворит. – В конце концов, я молодой мужчина, мне двадцать четыре года, и я имею право жениться!

– А ты знаешь, что король знал, что Гонзалес это я?

– Знаю. После балета он разговаривал со мной, был очень рассержен, но когда я признался, что ты от меня сбежала, то успокоился и даже подарил алмазный перстень.

Приезд в дом родителей сначала ознаменовался легким переполохом, вызванным ранением сына. Особенно разволновалась матушка, кружившая вокруг сына, словно птица над вывалившимся из гнезда птенцом.

– Ерунда, сударыня, – отмахнулся Генрих. – Это мы с господином де Жано побаловались немного шпагой в школе у де Санда. Там оказался хороший врач, поэтому меня беспокоит только камзол, который он порвал, когда перевязывал мне плечо. Оставьте, оставьте! Велите лучше подготовить мне другой костюм.

Матушка, мягкая приветливая женщина с теплыми глазами, сразу понравилась Женьке. Ее взгляд и улыбка показались ей искренними. В отличие от нее батюшка Генриха, грузный и малоподвижный мужчина, был весьма спесив. Его медлительные жесты выглядели как повелительные, и смотрел он на все с суровой критичностью. Узнав о ранении сына, этот немногословный хозяин дома только молча повел бровью.

Генрих представил «Жанена де Жано» и сестрам: старшей Элоизе, – высокой девице с уверенным взглядом и младшей Катрин, – свеженькой девушке лет шестнадцати, похожей на, сбрызнутое водой, комнатное растение. Обе тоже были обеспокоены ранением брата, но не преминули оценивающе взглянуть и на юношу, который стал виновником этого ранения.

Маркиз поменял порванный камзол, и все сели за стол. Старший де Шале дал знак лакею, и обед начался.

– Так вы, значит, занимаетесь у де Санда? – спросил батюшка фехтовальщицу.

– Занимаюсь.

– Хотите добиться зачисления в королевские мушкетеры?

– Хочу.

– Хм, похвально. Я сам в свое время любил подраться, теперь нельзя… Возраст, семья, сын женится.

– Женится?.. На ком?

– На Виолетте де Флер. Прекрасная девушка, отличная родословная, достойное приданное… Мой сын и госпожа де Флер знакомы с детства.

– Но я не люблю Виолетту, батюшка, – сказал Генрих.

– И это хорошо, сын. Браки по любовной прихоти редко бывают крепкими. Что за глупость – жениться в полном бреду?

– Я сам хочу сделать выбор, отец, – не сдавался Генрих. – А если мне не позволят, я уеду в какой-нибудь королевский гарнизон.

– Чтобы показать, насколько вы хороши в новом костюме, как это случилось близ Монпелье? Это ведь там вас чуть не убили во время глупой хвастливой вылазки?

Генрих поморщился, будто вино в его бокале вдруг стало кислым, а господин де Шале начал честить протестантов, на войну с которыми тратятся, как он считал, огромные деньги. Госпожа де Шале пыталась его успокоить и предложить более мирные темы, но суровый супруг не дал ей сказать, пока не выговорился от души. После этого он встал и, не извиняясь, покинул обеденный стол.

– Не обращайте внимания, господин де Жано, – виновато улыбнулась матушка. – Мой муж опасается, что наши протестанты устроят здесь республику как их единоверцы в Голландии.

Но Женька хорошо понимала, что господин де Шале нервничает не из-за протестантов.

Матушке господин де Жано понравился.

– Я очень рада, что мой сын, наконец, нашел себе приличного друга, – улыбнулась она, – а то этот де Брюс! Знатная фамилия, а икает за столом как конюх! А граф де Жуа? Он посылал Элоизе совершенно непристойные записки и однажды пытался ухватить за ногу под столом! Помните, Элоиза?

– Да, матушка. Графу потом отрезали ухо и прижгли язык.

– Ох, не говорите об этом! Он хоть и негодник, но страшно подумать!