Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

– Я тоже знаю этот случай, – ожил от своих мрачных дум Никитин. – Это вы с моим взводным командиром, лейтенантом Ивановым, тогда вместе немцев били.

– И ты там был? – спросил польский капрал.

– Нет, – покачал головой сержант и, сняв шлемофон, приподнял короткие темно-русые волосы слева над ухом. – Шрам видишь? (поляк кивнул) От вас на память получил. На второй день. Я тогда один из всего нашего экипажа бронемашины и выжил. Остальные трое погибли. Как и сейчас… Так что, во время вашего совместного боя у моста, я все еще в госпитале без сознания валялся. Говорят, едва не помер. Но, что было – прошло. Я на вас, поляков, обиды не держу. Теперь мы с вами союзники. Без вас и я бы тут четвертым рядышком лежал, если бы до этого внутри не сгорел. Фашисты же нас, если не сдадимся, поджечь обещали…

Подъехала подвода, запряженная гнедой парой; уланы помогли погрузить погибших танкистов и сели на коней, сержанты поместились в ждущий рядом газик и все вместе, уже никуда не спеша, двинулись в сторону хутора – отдать последний долг павшим. У обездвиженного, но в остальном вполне боеспособного танка ротмистр по просьбе Никитина оставил караулить своего улана.

Тела танкистов доставили к уже уложенным в ряд погибшим гранатометчикам и бойцам Семовских, но похоронить не успели. Высланные конные дозоры вовремя заметили и доложили о надвигающейся по дороге через поле новой немецкой колонне. Танков в ней, правда, было не много, но пехоты в грузовиках и артиллерии на гусеничной и машинной тяге хватало на несколько батальонов. Полк двинули? Спешенные уланы и артдивизион, затянутый упряжками на холм, спешно занимали оборону по краю полуразбомбленного польского хутора.

Но немцам снова не повезло: не успели их батареи изготовиться, для обстрела противника, как подоспела долгожданная мощная подмога и со стороны Красной Армии. По разворачивающимся далеко в поле немцам сперва отработала батарея залповых систем, потом ее накрыл гаубичный дивизион, а довершил дело сошедший с холма вниз батальон тридцатьчетверок, перемешавший с землей еще оставшихся в живых огнем и гусеницами. Вместо привычного пехотного прикрытия, танки в этот раз сопровождали снова взобравшиеся в седла уланы, добивая или беря в плен уцелевших.

Передовые танковые дозоры корпусов Катукова и Кривошеина встретились уже на следующий день. Под вечер. Восточнее отгороженного от них длинным озером городка Олецко. Встретились просто посреди голого поля, неподалеку от небольшого села со странным названием «Можне». Опознали друг друга издали, подтвердили паролем по рациям и радостно съехались. Растрясенный на броне десант ссыпался на землю, засидевшиеся на тесных дерматиновых сидениях танкисты выбрались из люков. Братские мужские объятия, пахнущие табаком и махоркой поцелуи, ликование, как вроде, уже и войну выиграли.

Скоро подтянулись танковые батальоны, а уже в темноте – основные силы. Ладить оборону на два фронта: на восток и запад – начали прямо ночью. К утру сувалкская группировка немцев была практически полностью блокирована подпирающими танковые корпуса прорыва развернувшимися конно-механизированными дивизиями. Самый северный котел на советско-германском фронте был вполне вовремя, согласно «рецепту», накрыт крышкой, и «поставлен на огонь». Оставалось только, «с усилием помешивая, сварить похлебку до готовности». Уничтожать и пленить окруженных немцев остались общевойсковые соединения, а почти не растерявшие боеспособности ударные части прорыва, по возможности приведя себя в порядок, не давая врагу опомниться, ринулись на северо-запад, норовя, согласно плану, разрезать на две части Восточную Пруссию и выйти к Кенигсбергу. А чего мелочиться? В сотне километров западнее, почти параллельно им, с боями прогрызались в направлении на западную оконечность длинно вытянувшегося вдоль побережья Балтийского моря Свежего залива, еще недавно называвшегося поляками Вислинским, две общевойсковые армии, подкрепленные двумя танковыми корпусами.

Уже к середине сентября обстановка на огромном фронте, криво, зигзагом, по мановению товарища Сталина перечеркнувшим Европу с севера на юг, от Балтики до Средиземноморья, в основном соответствовала планам Ставки Верховного Главнокомандования, в первый же день войны преобразованной из Главного Военного совета Красной Армии. За три недели боев ощутимых разгромов и бесполезных топтаний на месте практически не было. Естественно, гибли в больших (но не больше расчетных и допустимых) количествах бойцы и командиры, уничтожалась боевая и транспортная техника. Как без этого? Война, однако. Но на место павших выдвигались вперед пополнения; сильно потрепанные части и соединения расступались или отводились в тыл и вежливо пропускали вперед свежих товарищей по оружию. Пока еще вдосталь хватало накопленного вооружения и боеприпасов. Не покладая рук, в три смены, сплошь и рядом перевыполняя план, с энтузиазмом ковали Оружие Победы оставшиеся на своих родных местах рабочие многочисленных заводов и фабрик.

Шла своим чередом плановая мобилизация, разворачивались и двигались к фронту бригады и дивизии; формировались корпуса и армии. Освободившийся в колхозах и совхозах после уборки урожая автомобильный, тракторный и гужевой транспорт большей частью отправлялся в войска, обычно вместе со своими шоферами (если позволял возраст, и возницами). Скорость и еще раз скорость! У армии, к сожалению, собственных грузовиков, тягачей и подвод для всех нужд пока еще не хватало (в отличие от танков и САУ). Пришлось поделиться своим автомобильным транспортом и городам, не одним же селам затягивать пояса.

Большинство советского народа, особенно молодежь, с романтическим энтузиазмом восприняло начавшуюся войну, в первый же день официально названную (как и в прошлой реальности) Великой Отечественной. А почему бы и нет? Если даже в прошлый раз, не считая относительно небольшого количества затаившихся врагов, трусов или чересчур умных, очень хорошо заранее представлявших, что такое война в современных условиях, от добровольцев, не дождавшихся повестки или даже не доросших до призывного возраста в первые месяцы войны в военкоматах отбоя не было? Сейчас вообще не сравнить. И вздохнули люди полной грудью довольно свободно с осени 39-го; и что такое фашизм и гитлеровский порядок в захваченной Европе им уже несколько предвоенных месяцев, как начали потихоньку, пусть и не с самых высоких трибун, и не в центральной прессе, объяснять; и существенные успехи первых дней боев сами за себя говорили; и вообще, в этот раз все начиналось, прямо как в песне из популярного фильма «Если завтра война», снова выпущенного на большой экран: «И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью могучим ударом!»