Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

Небольшое количество уцелевших немецких танков и бронетранспортеров, вздымая узкими гусеницами пыль, отступило. Гнаться за ними с саблями наголо дураков не нашлось. Среди них невредимым удалось ускользнуть и командирскому панцеру самого майора Вайцмана. То, что его вполне возможно ожидало от начальства за неумелое руководство и допущенный разгром, будет потом. Или не будет. Судя по тем сведениям, что ловил его радист-пулеметчик, неожиданное нападение русских повлекло бесславный разгром не только его батальона и приданной мотопехоты.

Погрузиться в свои отступающие «ханомаги» повезло отнюдь не всем германским стрелкам, большая их часть, прекратив бесполезное сопротивление, поднимали руки или, в надежде на удачу, притворялись убитыми. Дивизионная артиллерия, уже не видя за поднявшейся пылью достойные цели, прекратила огонь. На растянувшемся поле боя вовсю хозяйничали уланы, дорубывая, достреливая или сгоняя в группы сдающихся врагов.

Ротмистр Скшипиньский вместе с ординарцем и несколькими уланами подъехал к выделяющемуся зеленой окраской и грозной рациональной формой от замерших вокруг серых или уже дочерна обгорелых германских разбитых коробок русскому танку. О геройском бое в одиночку советской машины против двух батальонов вермахта, танкового и пехотного, ему уже доложили. Вокруг полностью лишившегося гусениц глубоко исклеванного чуть ли не сплошь снарядами и осколками, но так и не пробитого насквозь танка земля была перепахана глубокими бороздами. В бороздах, это ротмистр понял, только приблизившись вплотную, в беспорядке перемешались с землей изуродованные человеческие останки, судя по видневшимся серо-зеленым клочкам мундиров – германские. Молодому солдатику, прискакавшему с ротмистром, не воевавшему в 39-ом, а призванному по возрасту лишь год назад, хоть и пластавшему только что фашистов острой сабелькой наравне с товарищами, но не рассматривающему, быстро проскакивая дальше, результат соприкосновения ее клинка с беззащитным (кроме каски на голове) человеческим телом, внезапно поплохело. Сытный солдатский обед невольно сам попросился наружу, едва не забрызгав мундир и коня.

Ротмистр оставил седло, стараясь не наступить слегка запыленными во время марша и скачки по полю начищенными ваксой сапогами на беспорядочно высовывающиеся там и сям из взъерошенной земли изорванные части тел. На ровном пятачке возле танка аккуратно в ряд лежали трое в черных танкистских комбинезонах. Судя по всему, не раненные, а убитые. Рядом, прямо на земле, сидел и жадно курил четвертый русский танкист. Неподалеку бродили, осматривая и обыскивая мертвых немцев, спешенные уланы.

Сзади натужно заворчал приближающийся мотор и к танку, переваливаясь на ухабах и стараясь не наезжать на трупы, подкатил газик. Из открытой кабины, не дожидаясь полной остановки, выпрыгнул солдат в измазанной грязью и то ли своей, то ли чужой засохшей кровью гимнастерке с коротким автоматом ППС в руке. Он, не обращая никакого внимания на стоящего рядом польского офицера с тремя звездочками на погонах, бросился к сидящему танкисту.

– Живой! – обнял, упав на колени и бросив на землю автомат, друга. – Пашка, живой!

– Живой, – эхом тихо повторил, не отвечая на объятия и продолжая нервно затягиваться, Никитин. – Я-то – живой… А вот хлопцы мои…

– Как же их? – тихо спросил Семовских.

– Тольку, заряжающего, – первым застрелили, когда он к ДШК наружу вылез. Не успел я его остановить. Понимаешь? Срезал он нескольких гансов, а потом и его сразу достали. Очередью в бок. А остальные ребята уже потом погибли. Совсем глупо получилось. Когда, можно сказать, и бой уже закончился. Тоже моя вина… Не удержал я их в танке. Как уланы с саблями налетели – мы и обрадовались. Немчура от нас отстала. Разбежалась. Не до нас, вроде, уже никому. Тут Петька, мехвод, и давай проситься наружу. Гусеницы, мол, быстрей обратно натягивать. Я, дурак, и уступил ему. Разрешил. Они с Корнеем, с наводчиком, вылезли, стали катки осматривать, а я за ДШК караулить остался. Тут их какой-то затаившийся на земле немчик из автомата и положил. Обоих. Одной очередью. Я в него, конечное дело, потом весь остаток ленты выпустил – буквально порвал на части. Да что толку-то? Ребят уже не вернешь…

– Да-а-а, – печально протянул Семовских, снимая с головы каску, подбирая автомат и вставая с колен. – Кому какая судьба написана. Ты себя не вини, Павлуха. Нет здесь твоей вины. Я вон, Литягина тогда не удержал, когда он к мине полез. Тоже, можно сказать, моя вина. Но если глубже копнуть, то кто его знает, что лучше? Не для конкретно Литягина или твоих ребят, а для, будем масштабно говорить, пользы нашей бригады или даже корпуса. Я вот что подумал. Если бы Литягин тогда мину из твоего танка не вытащил, мы бы к этому чертовому хутору еще не скоро добрались. Так? Так! Может, до сих пор бы целые и невредимые в том селе отдыхали, ждали бы, пока саперы не разминируют или, допустим, после взрыва мины в твоей решетке, ремонтники не починят. Но! Эти немцы тогда (Семовских обвел рукой поле с подбитыми догорающими панцерами и разбросанными трупами) наверняка успели бы закрепиться на хуторе и скольких бы они тогда наших положили? А? Думаю, в разы больше твоих и моих погибших бойцов. Так что, для общей пользы дела, считаю – все правильно получилось. И гибель Литягина, и еще трех моих бойцов. У меня ведь, ты что думаешь? В строю только я да еще пулеметчик остались. Еще трое раненых, им в санбат надо. Война. Что ж тут поделаешь?

– Товажише, – обратился к сержантам внимательно вслушивающийся в их разговор ротмистр, вполне подучившийся за время плена и дальнейшей службы русскому языку, хотя и понимающий его гораздо лучше, чем говорящий на нем. – Потшебуешь помоци?

– Нужна ли нам помощь? – вполне понял его Семовских. – Паша, тебе помощь от союзников нужна?

– Спасибо. Они мне уже помогли, – проговорил Никитин. – Ребят убитых снесли в одно место. Обещали и похоронить. Только я здесь, на поле, их зарывать не хочу. Пусть наверху покоятся. На хуторе.

– Добже, – кивнул Скшипиньский, – пшетранспортуемы е.

Ротмистр распорядился, и молоденький улан с радостью, чтобы не видеть больше раздавленных перемешанных с землей немецких останков, поскакал за подводой.

– Я воевать з россиянами пжечико немцом, – сказал ротмистр.

– Чего? – переспросил не понявший его Семовских? – Вы против нас воевали, что ли? В 39-м?

– Пан ротмистр говорит, – вклинился в разговор подошедший улан с конем в поводу и двумя лычками на погонах, – что он вместе с русскими уже сражался с немцами. Я знаю этот случай. Сам участвовал. На Западном Буге дело было. Несколько ваших броневиков и взвод пехоты охраняли мост, а немцы их атаковали. Хоть и союзниками тогда для вас были. Если бы наш уланский полк не вмешался – ваших бы точно всех уничтожили.