Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

– А-а-а, командир, все равно когда-нибудь помирать! – заявил Жердяев и, откинув над собой крышку люка, полез наверх к турельному ДШК, игнорируя вялый запрет Никитина.

В два пулемета (один, к тому же, крупнокалиберный) танкисты быстро погасили наступательный пыл немецкой пехоты и заставили ее залечь. Но длинная, взахлеб, очередь стрелка-радиста из подползающего сзади-сбоку танка прошлась поперек, одетой в черный замасленный комбинезон, виднеющейся снаружи фигуры заряжающего, прикрытого броневой крышкой лишь со спины. Умолкнувший ДШК застыл на турели; а мертвый стрелок-радист, истекая кровью из нескольких пулевых ран, грузным мешком свалился вниз, в боевое отделение, на рассыпанные в беспорядке не выброшенные им наружу еще теплые стреляные снарядные гильзы.

Никитин соскочил вниз на вращающийся башенный полик к распростертому Жердяеву и быстро убедился в его наступившей окончательной смерти. Самому лезть к зенитному пулемету, чтобы расстрелять еще нескольких гансов и погибнуть в следующий явно короткий промежуток времени он не захотел. Не то, чтобы сержант боялся смерти, – он просто не считал такой размен целесообразным и предпочел наглухо задраиться в своей броневой, не доступной немцам коробке, и ждать до последнего. Вскрыть их фашисты не смогут – только лишь подорвать или сжечь. А там, глядишь, и, вполне вероятно, помощь подоспеет, все-таки, с каждой минутой гусеницы наших танков лязгают траками все ближе и ближе… А как иначе, если обещали?

Помощь не приползла, а прилетела. Не очень значительная – всего лишь два штурмовика, но и она навела достаточного шороху на уже подбирающиеся почти к самому хутору панцеры. Снизившиеся «илы» в один заход освободились от 50-кг бомб во всех своих бомбоотсеках и ушли на вираж. После того, как среди наступающих немецких танков выросли и опали, оставив после себя взметенную в воздух пыль и дым, смертоносные кусты разрывов, один танк загорелся, а еще два получили повреждения ходовой части и на время обездвижили. Быстро вернувшиеся штурмовики со второго захода дали по залпу всеми своими эрэсами – еще один танк пыхнул ярким пламенем, а второй распустил свою гусеницу, не доехав до начала хутора каких-то двести метров.

Противопоставить самолетам немцы могли только ручные пулеметы пехоты, совершенно безвредные для светло-голубых бронированных брюх «летающих танков». «Ханомаги» со станковыми МГ и несколькими автоматическими 20-мм зенитками остались, опасаясь грозного и не пробиваемого русского монстра, дальше в поле и метко отражать воздушный налет на панцеры были совершенно не состоянии.

Третий заход штурмовиков – заработали крыльевые пушки – две пары огненных строчек пунктирами прошлись по фашистским порядкам, норовя продырявить относительно тонкие крыши башен и моторных отделений – еще один танк вермахта остановился, так и не добравшись до вожделенного хутора. Четвертый и пятый заходы, пулеметами винтовочного калибра, пришлись по пехоте, подбирающейся к раненной тридцатьчетверке – немцы залегли.

Покачав на прощание краснозвездными, продырявленными пулями крыльями, «илы» взяли было курс обратно, но неожиданно для немцев круто развернулись, буквально на пятачке и налетели хищными огромными птицами на снова поднявшуюся в рост германскую пехоту. Уже не стреляя, они снизились не то, что до бреющего, а буквально на высоту пары метров над землей и прошлись, перепугав до мокрых подштанников, чуть ли не по железным головам не успевших снова распластаться на спасительной земле немцев. Младшие офицеры ни криками, ни выстрелами не смогли остановить своих бросившихся в рассыпную бравых вояк. В Западной Европе с ними так не воевали – эти иваны просто сумасшедшие.

Штурмовики, полностью израсходовав свой разнообразный боезапас (не считая патронных лент к оборонительному, обращенному назад березину, все-таки улетели. По всей видимости, у них подходило к концу и топливо. Уцелевшие германские танки снова поползли по склону холма к хутору, а с грехом пополам пришедшая в себя пехота стала окружать замерший полуразутый русский танк. Щирый, сколько мог, вращал из стороны в сторону башню, норовя если и не подстрелить из спаренного с пушкой пулемета, как можно больше врагов, то хотя бы заставить их почаще падать на землю и, как можно дольше, не давать им приблизиться вплотную. Никитин, перебравшись на залитое кровью место заряжающего, менял опустевшие диски с патронами и периодически пытался связаться по рации со своим командиром или любой советской частью, находящейся поблизости. Со связью ничего не получалось – шальным осколком им буквально под корень срезало штыревую антенну, но танкисты об этом не знали.

Прошло время, и немцы, оставив лежать на земле некоторое количество своих убитых и раненных товарищей, все же смогли вплотную приблизиться к танку; несколько человек взобрались наверх и накинули свои развернутые маскировочные накидки на смотровые приборы башни и механика водителя. Их товарищи, осмелев от слепоты, поразившей русское толстокожее чудовище, поднялись во весь рост и, уже ничего не опасаясь, подошли, громко перекликаясь, вплотную. Но внезапно вроде бы обездвиженное и ослепленное чудовище ожило: злобно взревел урчащий до этого на холостых оборотах дизель, сизо и удушливо пыхнуло сгоревшей соляркой, хищно залязгали траки правой уцелевшей гусеницы, и танк бешено завертелся вокруг голо стоящих на грунте опорных обрезиненных катков левой стороны. Одновременно его накрытая пятнистыми накидками башня, вращаемая электродвигателем, ринулась в противоположную сторону, сметая длинноствольной пушкой с моторного отделения и надгусеничных полок не сразу успевших спрыгнуть на землю врагов.

Те же, кто успел спрыгнуть вовремя, не дожидаясь удара толстым стальным бревном, вместе со своими товарищами, недальновидно подошедшими вплотную, кроваво размазывались по грунту широкими траками или падали под долгой, на весь диск, очередью ожившего ДТ. Мехвод Петька по собственному почину, чтобы немцы не скучали от однообразия, внезапно остановив тяжелую машину, включил заднюю скорость, и смертельная карусель понеслась в обратную сторону – уцелевшие фашисты отбежали подальше и залегли, дожидаясь, когда взбесившиеся русские угомонятся – ну, не вечно же они так упрямо будут игнорировать свое безвыходное положение – когда-нибудь у них все-таки закончатся и топливо, и пулеметные патроны, как это уже произошло со снарядами.

И танк действительно остановился, и его пулемет замолк, но двигатель по-прежнему продолжал опасно рокотать на холостых оборотах. Не желающая геройски гибнуть (когда можно и выжить) во славу Рейха пехота запросила помощи у своих панцеров. К раненной тридцатьчетверке без опаски поползла по полю «четверка» с короткоствольной пушкой. Когда германский панцер остановился для верного выстрела в правый еще целый борт на расстоянии в две сотни метров, советский танк с прозревшими смотровыми приборами внезапно крутнулся и подставил немцу свой уже освобожденный от разорванной гусеницы левый. Немец в догонялки решил не играть и позвал по рации камрада.