Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 4. Встала страна огромная

Оба красноармейца-гранатометчика, когда броневик не остановился, как планировалось, напротив них, а проехал дальше, вскочили на ноги и с тяжелыми гранатами в руках побежали между деревьями, не выходя на обочину дороги, ему вослед; автоматы и амуниция колотились по бокам и за потными спинами. Бежавший первым рослый плечистый боец выскочил из посадки, выдернул за широкую тесемку предохранительную чеку и с широкого замаха с полутора десятков метров метнул тяжелую «консерву» в уже открывшую огонь по его товарищам угловатую серую бронемашину. Освободившись от гранаты, боец заучено упал на землю и прикрыл голову руками поверх каски. С товарищем они плохо договорились, как действовать, да и «немец» оказался не в запланированном месте. Поэтому второй гранатометчик, вместо того, чтобы переждать, прикрываясь деревьями, взрыв первой гранаты, тоже выскочил вперед, собираясь бросить свою.

Бросить ее он не успел. Первая, излишне сильно брошенная граната тюкнула не в корпус, куда целил красноармеец, а выше, в заднюю наклонную часть повернутой вправо башни, в расположенный там широкий люк, и немедленно рванула от четко сработавшего запала мгновенного ударного действия. Тонкая 8-мм, всего лишь противопульная, броня люка разорванными клочьями влетела в башню и боевое отделение бронеавтомобиля вместе с мощной ударной волной фугасного взрыва. Находящиеся там командир экипажа и наводчик погибли сразу; сидящего на своем месте впереди слева механика-водителя крупные осколки собственной брони миловали, но его лишила сознания, пробив заодно и барабанные перепонки, взрывная волна. В более-менее боеспособном и целом состоянии остался только перепуганный, еще не бывавший в боях, радист. Он не придумал ничего лучшего, как распахнуть низкую двухстворчатую дверцу со своей стороны (справа) и кулем вывалиться на дорогу.

В момент взрыва второй гранатометчик, первый раз сегодня участвующий в настоящих, а не учебных боях, находился метрах в двух от упавшего на землю товарища. От волнения он позабыл все вбитые в него и многажды опробованные на полигоне правила безопасного пользования такими гранатами и не только не стал ложиться, но и зачем-то выдернул чеку из своего фугаса и взмахнул рукой. Моментально метнувшаяся к нему навстречу, пусть даже слегка ослабленная расстоянием, ударная волна от первого взрыва оглушила его, больно стукнула по глазам и напрочь перехватила дыхание. Поневоле потянув руки к лицу, боец выронил взведенную гранату себе под ноги, где она, как ей и положено от удара, немедленно и мощно сработала. Благодаря неудачливому, буквально разорванному на куски метателю гранаты, получил тяжелейшую контузию и многочисленные ранения его успешно поразивший броневик напарник.

Шоферу корытообразного «кюбельвагена» и трем его пассажирам за глаза хватило одной залетевшей к ним в полностью открытую кабину «феньки»; автоматные очереди, ударившие следом, прошивали уже мертвые либо бессознательные тяжело раненные и оглушенные тела. В конце концов, покрошили и уцелевших при первых взрывах и выстрелах мотоциклистов. Правда, ответным огнем были ранены два красноармейца, один из них – серьезно. Ошалевший контуженый радист, выскочивший из подбитого бронеавтомобиля, довольно быстро сориентировался в ситуации и, немного отойдя от своей занявшейся жарким пламенем машины, поднял руки, даже не пытаясь убежать или схватиться за большую черную кобуру с люггером, оттягивавшую ремень с левой стороны живота.

Выстрелы затихли. Сержант Семовских приказал в поднявшего руки немца не стрелять, а взять пленным – языком будет. Своих раненых кое-как перевязали: одному пробитое навылет предплечье – другому, потерявшему сознание, – грудь и третьему, невезучему гранатометчику, – многочисленные хоть и мелкие осколочные ранения ног и спины. Потом несколько бойцов прочесали разбросанные в беспорядке на дороге немецкие тела – нашли выживших и, так как красноармейские души в первый день войны еще не ожесточились, – отнесли в сторону и даже потратили для перевязки индивидуальные пакеты, правда, отобранные у них же.

Танк Никитина снова вел огонь через малинник по упрямо наступающим немцам. Расстояние до противника уменьшилось – каждая следующая цель поражалась уже буквально с одного-двух выстрелов. Но, к сожалению, подходили к концу бронебойные снаряды, а наползающие панцеры все никак не кончались. Они, разъехавшись в стороны, настойчиво перли на хутор вверх по пологому склону холма. Покинувшая свои тонкобронные «ханомаги» пехота, рассудив, что из пушки, тем более единственной, русские по ним стрелять не будут и без брони, таким образом, безопасней, натужно бежала следом.

После того, как два фашистских снаряда влупили в нижнюю лобовую плиту, все ближе подбираясь к гусеницам и ленивцам, Никитин приказал отступить в очередной раз и поспешить к выезду с хутора, откуда он в первый раз заметил немцев, и где только недавно затихла автоматно-пулеметная стрельба и хлопки гранат. Танк объехал по обочине жарко разгоревшийся на дороге броневик, осиротевшие без водителей, грустно понурившие рули «цундапы» и врезавшийся в них «кюбельваген». Подошедший на знакомый шум дизеля Семовских кратко доложил о бое и пересказал информацию, кое-как, преодолевая языковой барьер, полученную от пленных.

Выслушав его, Никитин вылез из башни, в сопровождении одного автоматчика пробежал до противоположного края неглубокой посадки справа от большака и прильнул к окулярам бинокля. На широко раскинувшемся поле кострами горели, а кое-где и клубами чадили подбитые его экипажем панцеры. Оставшиеся серые коробки теперь ползли на хутор, в основном подставившись к нему правым боком; навстречу по поперечной, идущей через поле грунтовке, приближались только две прямоугольные машины с короткими пушками, «четверки», и нестройной толпой бежала за ними с оружием наперевес пехота, не больше роты. Далеко в поле, раздвинувшись подальше друг от друга, замерли, опасаясь грозной русской пушки, угловатые полугусеничные бронетранспортеры. У Никитина оставалось лишь три бронебойно-трассирующих выстрела и семнадцать осколочно-фугасных. На всех не хватит, но повоевать еще придется.

Быстро сориентировавшись, он вернулся к экипажу и приказал своей изрядно поредевшей пехотной поддержке подняться к хутору и, на всякий случай, готовиться там к обороне; при этом по возможности забрать рабочие трофейные пулеметы с колясок и, особенно, гранаты, из которых, выкрутив деревянные ручки, необходимо наделать противотанковых связок. А сам Никитин занял свое командирское место в башне и велел Петьке аккуратно проломиться через посадку (но не до конца, чтобы наружу только пушка выглядывала), а Щирому уничтожить два подползающих по грунтовке панцера. На каждый, строго предупредил наводчика, только один снаряд!