Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 3. Отложенная война

Гаубичная батарея, полностью укомплектованная по штатному расписанию и техникой и людьми, имела в своем составе два огневых двухорудийных взвода и взвод управления. Командовал ей невысокий, крепкий, неунывающий, всегда уверенный в себе кадровый старший лейтенант Долгарев, до прихода на должность комбата несколько месяцев повоевавший в Китае с японскими самураями. Вверенную ему матчасть и хозяйство он знал от и до; лишнего с подчиненных не спрашивал, не придирался – все только строго по делу и по уставу. Но то, что красноармейцу положено выполнить, разбейся в лепешку, но будь добр выполнить – ни какого спуску. Тоже касалось и всех временных нормативов: учись хоть в свободное время, хоть вместо сна – но укладываться в положенные минуты или секунды должен каждый номер расчета, каждый связист, пулеметчик или ездовой. Лишнее промедление одного номера в реальном бою может стоить жизни и его товарищам. В батарее его уважали.

А непосредственным Левиным начальством, командовавшим его взводом, был младший лейтенант Костыркин, недавно окончивший училище и, по мнению и Левы, и других батарейцев, не очень разбирающийся в тонкостях артиллерийского дела, но въедливый по пустякам и стремящийся при первой же возможности дистанцироваться от подчиненных; показать кто из них начальник, а кто – дурак. Был Костыркин белокур, высок, костист, силен, но как-то несуразен в движении: при ходьбе ему, казалось, мешали собственные болтающиеся по бокам сутулого туловища руки. За неприятный характер, внешний вид и фамилию красноармейцы прозвали его Костылем.

Кроме двух огневых взводов в их батарею входил взвод управления и два отделения: ручных пулеметов и хозяйственное. Взвод управления в свою очередь состоял из четырех отделений: разведки, вычислительного, проволочной и радиосвязи. Комбату Долгареву помогал руководить батареей его заместитель по политической части политрук Левченко. Невзирая на свою принадлежность к комиссарскому сословию вовсе не вредный мужик, излишне не достающий красноармейцев восхвалениями ведущей роли вождей ВКП(б) и лично товарища Сталина во всем происходящим в стране и в их, в частности, батарее. Зато Левченко реально реагировал на действительные нужды бойцов и на службе, и в быту. Он даже составлял письма прошения в колхозы, парткомы и профкомы заводов и в исполкомы по месту жительства родни батарейцев с вполне конкретными жизненными просьбами: выделить лес на строительство избы, устроить ребенка в детский сад, выделить семье героя-артиллериста освободившуюся соседскую комнату в коммуналке и прочее, столь же бойцам, оставившим свои семьи далеко за границей, необходимое.

По плану развертывания в случае нападения с венгерской стороны 45-я стрелковая бригада Лисницкого занимала оборону во втором эшелоне южнее крупного приграничного железнодорожного и шоссейного узла, уездного города Орадя. С фронта и с обоих флангов с красноармейской бригадой соседствовали румынские пехотные соединения. Траншеи, блиндажи, дзоты, ряды колючей проволоки, редкие минные поля на особо опасных направлениях и артиллерийские позиции были приготовлены заранее, замаскированы от возможной авиаразведки, но не полностью заняты войсками. И теперь гаубичная батарея, до поры до времени размещенная в лесу, быстрым шагом, солдатским и лошадиным, спешно выдвигалась на свои заранее оборудованные по всем правилам артиллерийской науки и боевого устава позиции.

Позиции эти располагались на восточном пологом обратном скате поросшей редкими деревьями и кустарником высоты. Справа, к северу, километрах в десяти, невидимое отсюда, проходило шоссе, тянущееся вглубь Румынии. Впереди лежало широкой пологой ложбиной убранное поле, а за ним, если подняться на бугор и посмотреть, километрах в двух, опять на возвышенности, виднелись постройки небольшой деревеньки, виноградники, сады и мелкие рощи. Именно там, за деревенькой, и растянулись основные силы 45-й стрелковой бригады, включая и полковую, и противотанковую артиллерию, и минометы. Основной же задачей гаубичной батареи старлея Долгарева была огневая поддержка этих частей с закрытых позиций.

Имея достаточно времени на подготовку, артиллеристы заранее аккуратно вырубили мешавшие деревья и кусты и выкопали строго по размерам укрытия для орудий, самих себя и боеприпасов. У каждого орудийного расчета имелся просторный, примерно 6х9 м установленной многоугольной формы окоп под гаубицу глубиной 70 см; слева к нему примыкали более глубокий (в рост) окоп для командира и артиллерийский погреб, выкопанный в виде двух отдельных ниш, для ящиков с боеприпасами; а справа – глубокая щель для остальных номеров, переходящая в общий блиндаж под тройным накатом бревен и земли. Вынутый грунт обрамлял все сооружение широким бруствером высотой до 80 см, замаскированным с наружной стороны прижившимся дерном и посаженными обратно кустами; сзади бруствер прерывался пологим спуском для орудия – аппарелью. Дистанция между гаубицами – 30 м, над каждой позицией натянута маскировочная сеть с набросанными поверх свежими ветками.

Производство автомобилей и гусеничных тягачей в СССР все еще отставало от производства пушек – и в стрелковой бригаде, которой принадлежала его батарея, как и во многих других частях и соединения Красной Армии, гаубицы транспортировались по старинке, на конной тяге. Поэтому в подчинении у Гороховского кроме непосредственно орудийного расчета из 8 человек (его самого, наводчика, замкОвого, заряжающего, установщика и трех снарядных) была шестерка лошадей при двух ездовых и еще одна пара, уже с одним возницей, для перевозки зарядного ящика.

Хорошо натренированный расчет сержанта Гороховского, прибыв на место, споро снял с передка и вручную скатил тяжелую, 2400-кг, гаубицу в орудийный окоп, развел мощные клепаные станины в стороны и воткнул лемехи сошников в заранее подготовленные ямки, укрепленные сзади глубоко вбитыми бревнами. Скатывали, как всегда, все вместе, могучая сила бывшего одесского грузчика была не лишней. Свое положение командира при физической работе Лева никогда не выделял. Не забывая командовать, он и копал наравне со всеми, и ящики с боеприпасами перетаскивал (мог и в одиночку, там, где другие несли парой), не гнушался перенести на плече бревно для блиндажа.

Каждый отлично знал свои обязанности, без дела никто не слонялся и даже не курил, пока не привели орудие в боевую готовность. Красноармейцы полностью опустошили передок и зарядный ящик от боеприпасов и занесли большую часть тяжелых деревянных упаковок в глубокие погреба, оставив лишь положенную часть наверху, позади орудия. Конные упряжки отъехали вглубь леса подальше от огневой позиции. Заряжающий и замкОвый сняли брезентовые чехлы с орудийного дула и казенной части и отнесли в блиндаж лишнее на позиции имущество бойцов: шинельные скатки, вещевые мешки, продуктовые сумки и сумки с противогазами. Наверху красноармейцы оставили лишь карабины за спиной, еще не надетые каски, патронные подсумки и фляжки на поясе, и котелки. Наводчик, сняв брезентовый чехол с прицела, укрепил в его корзинке панораму и привычно проверил ход всех колец и барабанов прицела и угломера, горизонтальную и вертикальную наводку орудия. Установщик и трое снарядных расстелили возле оставленных позади орудия деревянных ящиков плащ-палатку и принялись с помощью ветоши и керосина оттирать почти 22-кг осколочно-фугасные стальные гранаты от пушечного сала. Весь расчет был при деле.