Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 3. Отложенная война

Тогда обер-лейтенант приказал отправиться на разведку одной «двойке» – остальным танкам в это время поддерживать ее, постреливая по лесной окраине. Назначенная «двойка», отъехав сперва по полю метров на триста дальше от тянущейся посадки, на полном ходу выскочила на уровень конца леса и помчалась дальше. Спрятавшиеся за поворотом «гочкисы» открыли по ней бешеную пальбу, но все промахивались. Германский разведчик проехал еще пару сотен метров и, понадеявшись на свою недоступность для вражеских пушек, остановился, повернувшись к ним более толстым лбом, на который после польской компании наварили в дополнение к собственной 15-мм броне еще и 20-мм пластину.

Отвернулась вбок круглая крышка башенного люка – и наверх с биноклем в руке высунулся командир экипажа. Немец быстро, но внимательно просчитал хорошо открывшуюся ему обстановку и уже собирался нырнуть обратно и передать данные обер-лейтенанту с помощью радиста. Не успел. Между немцем и французами было с километр. Бронебойные французские снаряды были здесь почти бесполезны. Это да. Ну, а как насчет осколочных гранат? Спаренных пулеметов с барабанами аж на 150 патронов? Задетые за живое своими промахами французы обрушили на одиноко замерший вдалеке танк шквал огня, кто из чего горазд. Все ближе к «двойке» стали вырастать невысокие черные кусты разрывов, разбрасывая раскаленные осколки, понеслись в ее сторону густые рои пуль. И одна единственная пулька калибром 7,5-мм совершенно случайно, просто по закону больших чисел, тюкнула прямо в левый окуляр бинокля; естественно, пробила его и вошла в глазницу. Безвольное тело мертвого командира, потеряв снаружи массивный черный берет, свалилось на пол тесного боевого отделения прямо на сидящего за рацией радиста-заряжающего.

С содроганием увидев окровавленную дыру на месте карего командирского глаза, испуганно нащупав на его затылке теплую липкую кашу, радист брезгливо обтер перепачканную ладонь о черную куртку, принадлежащую самому убитому, и, отодвинув, по мере возможности, его труп в сторону, «обрадовал» по ТПУ новостью механика-водителя. Потом, будучи в звании ефрейтора, принял командование танком на себя и, усевшись на прикрепленное к стенке башни небольшое командирское сиденье, сам принялся изучать обстановку. Не горя особым желанием повторить печальную участь своего командира, он лишь поочередно выглядывал в узкие смотровые щели невысокой командирской башенки, защищенные триплексами, и наводил в заинтересовавшие его места телескопический прицел спаренной пулеметно-пушечной установки. Грубо пересчитав врагов – радист связался с обер-лейтенантом, доложил и получил приказ отъехать еще дальше от французов и стать на время грядущего боя своего рода наблюдателем-корректировщиком для остального отряда. Получив команду, водитель развернул машину и только начал ускоряться, как такая же случайная, как недавняя пуля, осколочная граната, перебила узкую гусеницу. Приехали…

Оставшийся без работы механик-водитель (не вылезать же под огнем наружу для ремонта?), тоже перебрался в боевое отделение. Вместе с радистом, они, дружно взявшись за специальные рычаги, закрепленные диаметрально на башенном погоне, быстро развернули башню назад без всякого вращения маховика (поставив его для этого в среднее положение) – так быстрее. Теперь за стрелка на сиденье уселся уже водитель, а радист, хоть теперь и командир экипажа, вернулся к рации и запасным магазинам.

Тщательно прицелившись, водитель дал короткую трассирующую очередь из 20-мм пушки по ближайшему французскому танку – промахнулся – сделал поправку – очередь – опять мимо – очередь – попал! Но толку с того? Снаряды или рвались снаружи, явно не проникая в середину танка, или рикошетили, продолжая огненным следом указывать свой перенаправленный полет. Опорожнив до конца пушечный 10-зарядный магазин, водитель попросил у радиста новый и нецензурными словами рассказал товарищу о результатах попадания. Слегка смягчив его словесные обороты, радист «обрадовал» по радио своего командира непробиваемостью с расстояния в километр стоящих в засаде французов из их пушки.

Уяснив со слов разведчика обстановку, обер-лейтенант задумался. Судя по переданным описаниям стоявших за углом леса танков – это были легкие французские машины. Но, как на беду, их тактико-технических характеристик Штайнер не помнил. На том занятии, когда им рассказывали о вероятном противнике, обер-лейтенант был, мягко говоря, после веселой ночки с фройляйн и шнапсом… Какая у тех лягушатников броня? Какие пушки? Единственное, что он помнил, – это что в легких танках у французов всего два человека в экипаже. А сзади, как доложили ему по рации, – этого только не хватало – двинулся им вдогонку десяток тяжелых уж точно непробиваемых монстров. За углом ждут примерно четыре десятка легких танков, сзади поджимает десяток тяжелых – как между молотом и наковальней. Если бы Штайнер знал, что легкие «гочкисы» обладают скоростью меньшей, чем его «двойки» и «тридцать восьмые», он бы решил просто удирать по полю влево. И большинство его панцеров удрать успели бы. Но он этого не знал или не помнил. Поэтому принял решение прорываться через засаду легких танков с боем. На скорости. Вызвал по рации командиров экипажей (у немцев даже линейные танки были радийными, как минимум на прием) и поставил боевую задачу.

Танки обер-лейтенант построил в две параллельные колонны: справа стали более толстокожие «чехи», к тому же и с более серьезными 37-мм пушками – «двойки» построились слева. И сборный отряд из трех разбитых рот общим составом в 24 единицы, взял с места в карьер и помчался по полю к углу леса, за которым их с нетерпением поджидали враги. Вылетев на открытое пространство, «чехи» повернули «все вдруг» направо и, не замедляясь, стреляя на ходу из башенных орудий, пошли в наступление на отвечающее им значительно более редким встречным огнем растянутое многорядное построение 43-х «гочкисов».

Колонна германских «двоек», вылетев из-за резко повернувших «тридцать восьмых», пронеслась еще немного вперед и тоже свернула, охватывая французов с их правого фланга. Начался почти не управляемый ближний танковый бой. Почти «рукопашная». Французы сперва продолжали стоять на месте, лишь вращая башнями по сторонам и стремительно истощая свой небольшой запас бронебойных снарядов. А немцы перли между их машин и в лобовую, и объезжали, стреляя им по бортам, с флангов.

Бронебойные снаряды 37-мм танковых пушек чешской фирмы «Шкода» весом 825 грамм с 14-ю граммами тротила внутри с расстояния нескольких десятков метров при удачном попадании большей частью смогли проломиться через 45-мм лобовую и башенную броню «гочкисов» и разорваться внутри. Но и французские пушки фирмы «Пюто» своими цельнометаллическими болванками совершенно без проблем прошивали клепанные 25-мм лобовые корпуса и башни «чехов» вплоть до их моторных отделений. А автоматические пушки мчащихся сбоку T-II даже с близи «взять» толстые французские борта так и не смогли. Их снаряды – 149-граммовые стальные «огурцы» с несколькими граммами тротила упрямо взрывались снаружи или рикошетили чуть ли не по своим же танкам. Максимум, что «двойкам» удалось, – повредить нескольким «гочкисам» гусеницы, тележки опорных катков и тонкие надгусеничные полки.