Павел Кольцов - Цикл «Как тесен мир». Книга 2. Миролюбивый поход

Конец сентября. Лагерь польских военнопленных под Луцком. Казарма для рядового и подофицерского состава.

Сержант Муховецкий, сдавшийся в плен после короткого неудачного боя с двумя русскими броневиками еще в первый день советского нашествия, не переставал удивляться условиям плена. Его отец и старший брат успели повоевать еще в прошлую войну, четверть века назад, в австрийской армии. Отец даже побывал в России – в плену. То, что он рассказывал, примерно ожидал встретить у Советов и сам Муховецкий, но действительность обескураживала непониманием происходящего. В лучшую сторону, слава Деве Марии.

Несколько суток, точный счет дням сержант потерял, их действительно держали то в каких-то сараях, то вообще под открытым небом под редкой охраной вооруженных винтовками красноармейцев. Потом перевели сюда, в стационарный лагерь, и поселили не в хилые деревянные бараки, а в привычные польские армейские казармы, которые до этого, похоже, занимал пехотный полк. Причем, со всеми положенными удобствами: койками, чистым постельным бельем, тумбочками, водоснабжением, туалетами, столовой и спортплощадкой.

Как только первые пленные прибыли в лагерь, их построили и вежливо пригласили выйти вперед поваров и прочих работников котлов и черпаков. Такие нашлись – их увели; и уже к вечеру сержант Муховецкий кушал на ужин привычную польскую армейскую еду. Никаких тебе, как рассказывал отец, щей из гнилой кислой капусты и никакой грубой безвкусной каши. Муховецкого, как старшего по званию в своем бараке-казарме, назначили старостой. Он не возражал: кому-то ведь нужно следить за порядком. Почему бы и не ему?

Пленные все прибывали, Муховецкий их размещал на свободные места и успокаивал, что условия плена, обычно бывают хуже. Перед вечерней перекличкой сержанта вызвали в административный, как сказали, корпус. В просторной ярко освещенной комнате, где чинными рядами стояли столы, он застал таких же, как сам, новоиспеченных старост из бывших подофицеров от капрала до хорунжего включительно. Муховецкий присел на свободное место во втором ряду возле полнотелого артиллерийского взводного. Глянув на часы, перед собравшимися вышел советский военный с двумя кубиками на петлицах и со списком в руках. На чистейшем польском языке сделал перекличку – все старосты были в наличии. Военный вышел в коридор и через время вернулся с высоким подтянутым командиром с добродушным, на первый взгляд, улыбчивым лицом. Высокого командира переводчик представил, как коменданта лагеря майора Кирпу. Муховецкий заметил, как его товарищи переглянулись: прямо не комендант лагеря для военнопленных – а добродушный директор курортного отеля.

– Господа, подофицеры, – перевел обращение коменданта военный, проводивший перекличку. – Так случилось, что Красная Армия получила приказ занять восточную часть польской территории и взять в плен, находящихся на ней польских военнослужащих. Поэтому вы здесь. Случилось это исключительно вследствие вторжения в Польшу Германии. Обсуждать этот вопрос мы сейчас с вами не будем, просто примите, как данность. Ответственно вам заявляю, что Советское правительство не рассматривает польских солдат и офицеров, как врагов. Но вернуть вам свободу мы временно не можем. Но в наших силах облегчить условия вашего пребывания в плену и, я бы даже сказал, придать ему определенную пользу, которая проявится в дальнейшем. Советским правительством решено максимально приблизить условия вашего пребывания в лагере для военнопленных к польским армейским условиям. Для работы на кухне, как вы заметили, мы уже вызвали ваших же поваров и кашеваров. Поселили вас в польские же казармы. И распорядок дня у вас будет сходен с вашим армейским распорядком, исключая (пока) боевые стрельбы и увольнительные. Постепенно вас перераспределят в соответствии с вашими военными специальностями: пехоту – к пехоте, артиллеристов – к артиллеристам и так далее. Возможно даже, и по уже привычным подразделениям. Но это потом. А пока, чтобы ваши солдаты не скучали, прямо с завтрашнего утра начинаете привычную для вас казарменную жизнь: утренняя физзарядка; строевые занятия; повторение ваших уставов; наряды на кухню, уборка территории и помещений; и так далее, в общем, делаете все, что вы делали в польской армии. Одно категорическое первое и последнее предупреждение, которое настоятельно прошу довести до сведения ваших солдат (доброжелательность моментально исчезла с лица коменданта, голос посуровел): за попытку побега, нападение на охрану или советский персонал – расстрел без суда и следствия; неповиновение приказам или попытка самостоятельно передать сообщение на волю – перевод на тюремное положение. Запрещается заходить в обозначенную белой полосой пятиметровую зону перед забором или пытаться что-либо перебросить через него – охране на вышках приказано отрывать огонь на поражение. Если уж Советская власть решила идти вам навстречу – то вправе рассчитывать на ваше чистосердечное сотрудничество и добросовестное послушание. Я уж не говорю об элементарной благодарности. Вопросы?

– Пан комендант, – встал старший капрал и, представившись, спросил, – я так понимаю, вы нас к новым боям будете готовить?

– Правильно понимаете.

– А с кем?

– Этого я сейчас сказать не могу. Но мы искренне заинтересованы в сохранении польской армии. Пока не афишируемом ее сохранении. Подробнее вам расскажут ваши офицеры. Скоро они опять примут над вами командование. Еще вопросы?

– Взводный Лукич, – встал полнотелый артиллерист, сосед по столу Муховецкого, – вы сказали, что нельзя самостоятельно передавать сообщения на волю? А через вас можно? Родным весточку послать, что, мол, жив-здоров. Чтобы не волновались.

– Можно. Почту организуем. Естественно, с цензурой. И только на территорию, контролируемую Красной Армией. Посылок не будет. Вы всем будете полностью обеспечены согласно польских армейских норм.

– А какая власть будет в Польше? – встал немолодой сержант с колючими глазами и вредным голосом. – Как у вас? Советская? Землю отберете и в колхозы всех загоните?

– Я не уполномочен вести с вами разговоры о государственном устройстве польской территории, взятой под охрану Красной Армией, – глаза коменданта ответно стали колючими, а голос гневным. – Об этом побеседуют с вашими генералами уполномоченные на то советские официальные лица. Мое дело навести порядок во вверенном мне лагере и привести разрозненные группы польских военнопленных в дееспособное состояние. Если вы, пан сержант, не согласны мне в этом помогать – лучше скажите сразу. Расстреливать не будем – просто отправитесь в лагерь с обычным для военнопленных режимом. Есть у нас и такой. Один, насколько я знаю. Для упрямых и не согласных с нашими предложениями. Но если, не дай вам бог, собираетесь саботировать – расстреляю. Это всех касается. Можете до утра подумать. Еще вопросы? Нет? До свидания, панове.