Николай Коростелев - Гнев Неба [litres]

– Понял! Конечно, понял! – До Чжана стало доходить, какие возможности может открыть ему документ, подписанный самим Дун Фусяном. – Да с такой бумагой любой командир регулярных китайских войск со всеми его пушками и ружьями обязан будет подчиняться мне! Колдунья моя, колдунья! – восхищённо воскликнул он, подхватывая Лянь на руки. – С такой бумагой я уже сегодня стану главным среди вождей!

– Станешь, – согласилась Лянь. – Но не сегодня, а после Тяньцзиня. А документ тебе ещё получить надо, – усмехнулась она. – Дун Фусян – старик вредный. Справишься ли? – подначила колдунья.

– Да я вырву эту бумагу у него из глотки, – вспыхнул Чжан и бросился к выходу.

Какой он предсказуемый, презрительно подумала интриганка, но пока нужен, да и в постели хорош.

Генерал Не в сердцах отбросил приказ Дун Фусяна о поддержке ихэтуаней.

– Вместо того чтобы раздавить бунтовщиков, как кучу дерьма, я должен не препятствовать этим… – Он помотал головой, пытаясь подобрать наиболее презрительное и оскорбительное определение ихэтуаням. – Этим революционерам, – он с ненавистью выплюнул это смердящее кровью слово, – я должен позволить уничтожить и ограбить мой город. Что делать? Не подчиниться приказу? Но тогда я стану нарушителем вековых устоев армии, основанных на дисциплине и неукоснительном исполнении приказа. Что делать?

Присяга и воинский долг вынуждали его подчиниться. Тридцатитысячный гарнизон древней столицы Чжилийской провинции, имеющий на вооружении современную артиллерию, способный растереть в порошок собравшуюся возле Тяньцзиня пятидесятитысячную толпу ихэтуаней, вынужден был в бессилии наблюдать, как в сторону города ползёт многотысячная толпа фанатиков.

Город застыл в напряжённом ожидании…

Тяньцзинь.

Город располагался недалеко от побережья Южно-Китайского или, как его называли местные, Бохайского моря. Здесь начинался Великий Китайский канал, который соединялся в единую водную транспортную систему с реками Хэйхэ, Хуанхэ и Янцзы.

Канал был такой же достопримечательностью империи, как и Великая Китайская стена. Он начинался в Тяньцзине, тянулся вдоль побережья Бохайского и Жёлтого морей, соединяя множество рек и озёр, пересекал Шанхай и оканчивался в Гуанчжоу [50] Протяжённость Великого Китайского канала от северной до южной точки составляет 1782 километра, а с учётом ответвлений в Пекин, Ханчжоу и Наньтун – 2470 километров. Ширина в самом узком месте, в районе Шаньдуна и Хэбэя, составляет 40 метров, а в самом широком, в районе Шанхая, – до 350 метров. Глубина колебалась от двух с половиной до трёх метров. Канал строился на протяжении двух тысяч лет. Его строительство началось в VI веке до н. э., а было завершено в XIII веке н. э. .

Когда-то в том месте, где канал соединился с рекой Хэйхэ, вырос город Тяньцзинь. Расположение города было стратегическим не только с географической точки зрения, но и с военной. С севера, юга и запада он граничил с провинцией Хэбэй, а с северо-запада – с территорией Пекина.

По численности населения и занимаемой площади он чуть уступал столичному Пекину. В те времена долина реки Хэйхэ была мало заселена, но после переноса столицы Китая из Кайфына в Пекин в устье реки появился грузовой порт Таку, который тут же оброс многочисленными складами.

Сотню лет назад в Тяньцзине организовали солеварни. Со временем они выросли и стали добывать соль в таких масштабах, что завалили ею не только Северный Китай, но и остальную часть империи. Именно соль стала одной из главных статей дохода города. Её продажа способствовала и обратному товарному потоку. Город стал быстро расти, и скоро его население превысило четыре миллиона человек, что позволило ему стать столицей провинции Чжили. Значимость города для империи стала настолько велика, что на пост руководителя провинции вместо губернаторов стали назначать наместников.

Великий канал являлся не только транспортной артерией страны, но и источником заработка для миллионов китайских семей. Предместья города были удивительно красивы, поэтому почти все Цинские императоры любили бывать здесь.

У подножия хребта Паньшань построили летнюю императорскую резиденцию, а наместники Чжили обеспечивали богдыханам приятный отдых.

Каждый император вносил в культурную и общественную жизнь города свою лепту; например, в период правления династии Тан был построен удивительный по красоте деревянный храм, названный Храмом Одинокого Счастья, а при династии Ляо появилась шестнадцатиметровая фарфоровая статуя Бодхисаттвы Гуаньинь. Работа мастера была настолько тонка, что заставляла застывать в трепетном восхищении всех увидевших её.

Реформы, начатые князем Гуном и продолженные императором Гуансюем, стали толчком для появления в провинции Чжили множества различных иностранных концессий, которые обнаружили здесь большие запасы нефти и марганца. В городе появились почтовая служба, департамент горного дела, департаменты образования и правосудия. Всё это позволило Тяньцзиню стать не только крупнейшим промышленно-торговым городом, но и финансовым центром севера страны.

Для строительства и обслуживания новшеств требовались сотни грамотных специалистов. Взять их, кроме как за границей, было негде, поэтому иностранцы стали занимать всё более важное и значимое место в жизни столицы провинции. С развитием торговли и появлением иноземных концессий в Тяньцзине рядом с бедными, хаотично налепленными китайскими лачугами появился европейский сеттльмент [51] Сеттльмент – жилой микрорайон. Появление европейских сеттльментов – обычное явление для крупных азиатских и индийских городов. , со своими кварталами, костёлами и дорогими магазинами. Достаток и роскошь европейцев вызывали зависть и недовольство среди бедных слоёв населения, что подогревало в городе националистические настроения.

Двор кумирни Хошень Мяо, посвященной Духу Огня, был переполнен живописно одетыми ихэтуанями. Каждый из них держал на палке красный бумажный фонарь, подтверждая свою причастность к происходящему в кумирне.

Схожей была и одежда собравшихся: головы покрывали красные платки, под которыми угадывались свёрнутые кольцами длинные косы. У каждого на голой груди красовался красный платок с написанными на нём таинственными иероглифами. Тощие животы подпоясывал свёрнутый в жгут красный пояс, за которым непременно торчал большой кривой нож, зачастую сделанный самостоятельно из того, что попало под руку. На тощих ягодицах мешками висели шаровары разных цветов, но особенным шиком считались красные или, на худой конец, синие, перехваченные у ступней красными повязками.