Николай Коростелев - Гнев Неба [litres]

После подрыва галереи я с этим отрядом первым врываюсь в форт и занимаю позицию на стене. Вы прикрываете меня. Когда ворвётесь на плац, постарайтесь не ввязываться в бой с гарнизоном противника, пусть им занимаются союзники. Ваша задача – организовать заслон у входа в галерею до подхода сил основного отряда. А дальше забираете австрийцев – и ко мне на стену. Я с ходу атакую люнет, расположенный на стене слева. Вы, как подтянетесь, поддержите меня огнём. После захвата первой артиллерийской площадки передаём захваченные орудия австрийским канонирам. Вы оставляете людей, чтобы обеспечить их охрану, забираете остальных и опять за мной. И ещё, поручик, – перешёл на доверительный тон Андрей, – австрийских комендоров береги, как любимую девушку. Без них с крепостными орудиями не справиться. Добровольский ждёт, что мы с помощью этих крупповских стрелялок подавим огонь артиллерии остальных фортов. Своей артиллерией его флотилии с импанью не совладать.

– Да понял я, понял, – огрызнулся Станкевич. – Одно только меня беспокоит. Что с японцами делать? Они же идут с нами и австрийцами в передовой группе. С австрийцами я общий язык нашёл, а вот с японцами, – поручик сокрушённо покачал головой, – ну никак! И дело не в том, что я по-японски «ни бельмеса», а в позиции капитана Хатори.

– Хатори – самурай, да не простой, а из семьи потомственных самураев, – вздохнул Андрей. – Говорят, он знает имена своих предков до сорокового колена.

– Ничего себе, – присвистнул Станкевич.

– В общем, – продолжил Андрей, – Хатори по японским меркам как бы суперэлитный воин.

– Какой супер? – удивился Станкевич незнакомому слову.

– Как бы очень крутой, то есть хорошо обученный, профессиональный боец, ну и, естественно, как все японцы, непобедимый. Во всяком случае, он себя таковым считает. Ты видел его кровожадную физиономию?

Станкевич невольно улыбнулся, вспомнив нарочито суровое выражение лица японского коротышки.

– Вот, – верно истолковал его усмешку Андрей. – Я почти уверен, что этот полутораметровый вояка, потомок японской богини Аматерасу, имеет свой собственный план действий. И не удивлюсь, если в его жаждущей воинской славы голове уже созрел вариант собственной геройской гибели.

– Почему обязательно гибели? – удивился Станкевич.

– Долго рассказывать, – отмахнулся Андрей. – Если в двух словах, у японских самураев есть кодекс, по которому они живут и которому свято следуют. Он называется «Кодексом Бусидо», согласно ему любой самурай должен быть готов к самопожертвованию. Красивая смерть для самурая – цель всей его жизни. Так-то. Ладно, чёрт с ними, с японцами. Лишь бы не лезли вперёд и не мешали.

Ох, не прост Андрей Иннокентьевич, подумал Станкевич. И про японцев знает, и словечки у него необычные, и ухватки, как у пластуна. Такое ни за какой гражданской шляпой не скроешь.

Он вспомнил, как хотел отказаться от Андрея и обратился с этим вопросом к капитану первого ранга Добровольскому. Тот так его отбрил, что у Станкевича до сих пор «уши горели».

– Поступаете в распоряжение поручика Лопатина, – рявкнул Добровольский. – Это приказ! И значит, не обсуждается!

Да… Добровольский был крут. Если сказал, что бурундук – птичка, то всё! Никаких зверьков!

Получив ультиматум, комендант крепости генерал Ло Юнгань запросил инструкции у наместника Чжилийской провинции и отдал приказ о приведении фортов в боевую готовность. В устье Хэйхэ на минирование морской отмели выдвинулась миноноска. Все орудия импани навели на стоящие на реке корабли коалиции.

В ноль часов от наместника пришёл ответ, категорически запрещающий Ло Юнганю сдавать крепость Дагу иностранцам. За десять минут до истечения срока ультиматума батареи китайских фортов открыли шквальный артиллерийский огонь по канонерским лодкам союзников. Но…

Злой рок сыграл с генералом Ло очередную шутку. Рачительный комендант из соображений экономии запретил «жечь» дорогостоящие снаряды на учениях. А чтобы артиллеристы импани не простаивали, загрузил их строительными работами. Немудрено, что его комендоры утратили навык пользования сложной системой наведения огня.

Мощные современные Круппы и Армстронги, требующие умения и знаний, не хотели подчиняться неумёхам. Первой ошибкой китайских артиллеристов стало то, что свои орудия они навели на цели в светлое время суток. Они не учли, что после двадцати трёх часов на Хэйхэ начинается отлив. Вода в устье реки упала почти на полтора метра.

Кроме того, Добровольский, ожидая от китайского командования подобных действий, приказал всем подчинённым ему судам по наступлению темноты, не зажигая огней, переставить корабли. Поэтому, когда тишину над Хэйхэ разорвал рёв сотни орудий импани Дагу, вся мощь их смертельного залпа оказались для флота коалиции совершенно безвредной. Все без исключения снаряды ушли в «молоко», насмерть перепугав дремлющих на воде чаек и разогнав по щелям джонки.

Из-за отлива союзный флот существенно осел, и все снаряды, выпущенные практически в упор по стоящим на якорях канонеркам, ушли с перелётом.

С русскими номерными миноносцами и вовсе вышел конфуз. Их развернуло отливом и снесло ниже по течению, а китайцы старательно утюжили пустую воду. С первыми же залпами канонерки «Бобр», «Гиляк», «Кореец» и «Альжерин» снялись с якорей и, маневрируя, открыли ответный огонь по Северному и Северо-Западному фортам.

В полной темноте снаряды рвались в совершенно неожиданных местах, не принося сторонам ни малейшего ущерба. Китайцы в темноте не могли попасть по вёртким судам, а снаряды союзников для китайских фортов вообще были как слону дробина.

Хоть импань и была оснащена прожекторами, но в первые минуты боя что-то не заладилось, и её артиллерия лепила по реке вслепую. Наконец китайцы смогли зажечь прожекторы. И снова сказалась нехватка боевого опыта у артиллеристов Дагу. Теперь корабли коалиции были перед ними как на ладони, но снаряды непостижимым для них образом, вместо того чтобы рваться на палубах вражеских кораблей, летели с перелётом.

Пока командиры артиллерийских расчётов импани разбирались в причинах неудачной стрельбы, Добровольский атаковал китайские миноносцы. Эсминцы «Фэйм» и «Вайтинг», при поддержке канонерки «Гиляк», открыли огонь по китайским кораблям, стоящим у арсенала. Те пытались отстреливаться, но долго сопротивляться дружному пулемётному огню трёх кораблей противника не смогли. Команда бросила суда и бежала на берег.

Теперь вода полностью принадлежала Добровольскому. Эсминцы зацепили трофейные суда на буксир и потащили их к причалу станции Таку.

Генерал Ло, на глазах которого разворачивались эти события, был вне себя от ярости. Имея четырёхкратный перевес в плотности огня, он умудрился потерять весь вспомогательный флот.