Николай Коростелев - Гнев Неба [litres]

– Малый назад! Полрумба вправо! – скомандовал Добровольский.

– Есть полрумба вправо!

Корабль рыкнул машиной, качнулся и стал плавно разворачивать корпус судна, давя стальной кормой чёрную воду.

– Есть цель! – хрюкнула труба, и корпус корабля содрогнулся от выстрела.

С берега, на фоне ещё тёмного, только начинающего сереть неба, было видно, как «Бобр» присел и выбросил из жерла главного калибра длинный язык пламени, а вокруг корабля дыбились и плясали столбы воды от падающих китайских снарядов.

Тяжёлый удар в корпус канонерки заставил корабль вздрогнуть.

– Попали, суки! – выругался старпом. – Я на палубу!

– Давай! – кивнул Добровольский и снова сосредоточился на переговорной трубе. – Сергей Иванович, как у тебя?

– Порядок!

– Готов?

– Как барышня к замужеству!

– Огонь!

Корабль снова вздрогнул и чуть клюнул скулой в воду [63] Клюнуть скулой в воду – это реакция корабля на выстрел орудия главного калибра. Корабль в таком случае после выстрела зарывается носом в воду. Это особенность канонерских лодок, где орудие расположено строго по курсу корабля. . Огненный смерч вырвался из орудия, унося очередной снаряд к форту.

Неужели опять мимо? – с тревогой подумал Добровольский, глядя на воду за бортом, буквально кипящую от разрывов китайских снарядов.

Несколько секунд ничего не происходило, как вдруг, прямо напротив «Бобра», в стене китайской импани вспух оранжево-кровавый гриб.

В проломе крепостной стены форта неистово плескалось пламя. На фоне огня мелькнула огромная порхающая тень, в которой угадывались очертания массивных ворот бастионной галереи. Они с грохотом пролетели над «Бобром» и с шумным всплеском рухнули в воду.

– Иваныч! Дорогой! – тряс переговорную трубу Добровольский. – С меня штоф Шустовского!

В это время корабль тряхнуло.

– Попадание, – выругался Добровольский, – пора убираться отсюда. Машина, полный назад! Орудиям прекратить огонь! Право руля!

Канонерка двинулась назад, на ходу выворачивая влево, а завершив циркуляцию, сменила курс и рыскнула в сторону.

В том месте, где только что находился «Бобр», вздыбился столб воды и обрушился на палубу.

– Поздно, Маруся, – усмехнулся Добровольский. – Право руля!

Он поднял бинокль и стал вглядываться во вдруг замолчавший форт.

– Неужели всё? Неужели мы взяли этот чёртов форт? Вахтенный! Семафорь на все корабли флотилии: «Перенести огонь на Северный форт! Действовать согласно боевому расписанию»! Старпом! Где старпом? – Добровольский снял фуражку и вытер платком вспотевшую залысину. – Удалось! Спасибо тебе, Господи!

Попасть в такой темени в практически невидимую цель было невероятной удачей. Добровольский до сих пор не верил, что его кораблю удалось осуществить задуманное. Если бы не прикрывшие его своими корпусами «Ильтис» и «Кореец», вряд ли вышло бы.

– Старпом! Доложите, что с кораблём?

– На пробоину в борту поставили пластырь. Взрывом заклинило орудие по левому борту. Сбило одну трубу, давление упало, но двигаться и маневрировать можем. Среди экипажа потерь нет.

– Свяжитесь с «Ильтисом», как они? Если бы не Ланц, мы бы давно черпали воду бортами.

– Уже. Сообщают, что получили семнадцать попаданий. Верхняя палуба разбита полностью. На борту семь погибших и семнадцать тяжёлых. Один снаряд разорвался в ходовой рубке. Взрывом убило рулевого матроса, Ланцу оторвало ногу, и он скончался. Командование кораблём принял старший помощник капитана лейтенант Краузе.

– Жаль Ланца, – вздохнул Добровольский, – добрый был моряк.

Рубка канонерской лодки «Кореец».

– Почему прекратили огонь? Дайте связь с Бураковым! – рычал в трубку командир канонерки.

– Лейтенант Бураков убит.

– Как убит?

– Снаряд залетел прямо под козырёк рубки управления огнём. Всех, кто там был, – в кашу. Лейтенант получил множественные ранения. Всех потерь – сорок пять человек: шесть – безвозвратных, двадцать один тяжёлый, остальные вернулись в строй.

– Что с кораблём?

– Шесть пробоин, одна ниже ватерлинии. Станки двух орудий разбиты, но главный может вести огонь.

– Что на палубе?

– Горим…

– Дай Бог, чтобы все эти жертвы были ненапрасны! – перекрестился командир «Корейца».

Над Хэйхэ занималась заря. Посветлевшее небо осветило картину жуткого побоища. Северо-Западный форт горел.

– Стоп машина! – скомандовал командир «Корейца». – Палубная команда! Братцы! Все, кто может, на тушение пожара! Трюмная команда, заняться пластырем! Машина, держать пар!

Матросы обожжёнными руками растаскивали и сбрасывали в воду останки чадящей оснастки и обугленные обломки мачт. Вытаскивали из-под искорёженного металла тела ещё живых или погибших товарищей. Вскоре пожар на палубе был потушен.

На корме, привалившись к опалённой пожаром бухте пенькового каната, ожидали судового врача несколько тяжело раненных и обожжённых моряков. У одного настолько сильно обгорела голова, что лицо превратилось в сплошную обуглившуюся маску. Он непрерывно стонал и просил пить. Другой моряк прижимал сложенную вдвое нательную рубаху, пытаясь удержать кишки, вываливающиеся из развороченного живота. Третий, видимо, получил тяжелую контузию. С бессмысленным выражением лица он раскачивался взад-вперёд и что-то бессвязно бормотал. Остальные тихо переговаривались.

– Смотри, так и сидят, – устало проговорил один, и все посмотрели вверх.

Там, на верхней перекладине мачты, сидели два голубя. Их заметили давно, в самый разгар боя, когда на палубе канонерки рвались вражеские снаряды, а сама она задыхалась в дыму и пламени пожаров. Именно тогда на грот главной мачты спланировали эти два голубя. Несмотря на царящий вокруг ад, они весь бой не тронулись с места. Моряки сочли это Божьим знамением, будто сама Богородица приняла образ голубей и явилась на их корабль, чтоб уберечь его [64] Реальная история о двух голубях, просидевших на мачте русской канонерки на протяжении всего боя. Её пересказывали очевидцы, а живописцы рисовали картины, изображающие двух голубей в светящемся нимбе. .

– Значит – будем жить, – прохрипел раненный в живот матрос.

– Из такого ада живыми вышли, – согласился другой, баюкая обугленную культю руки.

– Господь управил, – перекрестился здоровой рукой третий.

– Да! – дружно согласились остальные. – Повезло…

Союзный штурмовой отряд осторожно двигался вдоль мокрой и скользкой от речной тины стены китайского форта. В два часа ночи батареи всех четырёх фортов внезапно открыли ураганный артиллерийский огонь по кораблям коалиции.

– Что?! Почему?!

Часы показывали только два часа.