Михаил Ланцов - Купец. Поморский авантюрист

— У нас назначена встреча, — пояснил Митька. — Собирайтесь.

Рыбаки переглянулись. Спросили о встрече. И замерли в нерешительности.

— Может, ну его? — осторожно поинтересовался Павлик.

— Ты видел рожи тех служилых? — поддержал брата Стенька и вздрогнул, видимо, припоминая.

Даже Олешка и тот медленно покачал головой.

— Такие шутить не станут, сразу башку открутят, — заявил он озадаченно.

Митька знал, что слова о ганзейцах вызовут беспокойство у рыбаков, поэтому спокойно и последовательно объяснил все на пальцах. В предстоящей встрече, возможно, крылся их последний шанс уйти из города на своих двоих, да еще и с крупной суммой денег в загашнике.

После этих слов рыбачки помялись, почесали макушки, но вопросов больше не задали. Начали собираться, как и Митька, с нетерпением ожидая встречи с ганзейцами. Встречи, которая могла изменить их непростое положение. На время ожидания никто не присел, все по большей части молчали. Нервы превратились в натянутые струны и были на пределе у всех без исключения. Ждать было невмоготу, оттого рыбаки в полном составе вышли на крыльцо. Вроде как воздухом свежим подышать, а вроде и ганзейцев дождаться.

Ждать пришлось недолго.

— Кажись, идут, — сообщил Стенька, первый заприметивший купцов.

— Они самые, — подтвердил Митька, встрепенувшись.

По улочке шла небольшая, но довольно представительная группа людей. Все до одного богато одеты. Во главе — тот самый Мартин, с которым Митьке довелось разговаривать накануне. Ганзеец привел с собой внушительную свиту, как и подобает человеку его ранга и положения.

Завидев немцев, рыбаки решили не дожидаться, вышли навстречу. Митька сбежал с крыльца по ступенькам и приветственно взмахнул рукой. Мартин увидел приветствие, но отчего-то не ответил, только зашагал навстречу рыбачку, ускорив шаг. Остальным немцам пришлось его догонять. Купец заметно нервничал, постоянно облизывал губы и бормотал себе под нос что-то невнятное. Наконец, сблизившись, он не обратил внимание на протянутую рыбаком руку и прошипел, чем окончательно вогнал Митьку в ступор:

— Это еще что такое?

Его ноздри раздувались от ярости.

— Что не так-то? — насторожился Митька.

— Он еще спрашивает, — буквально выплюнул Мартин, обращаясь к купцам из своей свиты, стоявшим за его спиной. — А может, ты сам расскажешь, что не так?

— Я не понимаю.

— Груз! Кому ты его продал?

Казалось, что Мартин едва сдерживается, чтобы не придушить рыбака.

— Это обычное недоразумение, уверяю, — попытался снизить градус разговора Митька. Но ничего не вышло, ганзеец аж припрыгнул, из последних сил сдерживая гнев, и выпалил:

— Да? На Торговой стороне говорят обратное, что англичанин, то бишь ты, свой товар продал и умывает руки!

У Мартина, как уже успел узнать Митька, были свои источники на Торговой стороне. Взятки в виде монет работали исправно, и ганзеец имел на руках всю последнюю и достоверную информацию. Нетрудно было догадаться, что во всем этом были замешаны московский посыльный Игнат и купцы Ивановского сто…

— Вчера я разговаривал с царским посланником, но не в курсе, что там происходит. Встречи с новгородцами у меня не было.

— Зато я в курсе, что мы договорились о сделке, а ты теперь продаешь МОЙ товар!

Мартин отнюдь не собирался сбавлять обороты и успокаиваться.

— Да подожди ты, давай разберемся, говорю же, я ничего не продавал! — настаивал Митька. — Дай объясниться хоть, может, что придумаем.

— Ну попробуй.

Ганзеец с перекошенным от злобы лицом мало напоминал вчерашнего спокойного и обходительного торговца — еще бы, не выполнялись достигнутые им договоренности.

— Вечером приходил некий Игнат, человек от Государя… — Митька вкратце пересказал ганзейцам вчерашний разговор с московским посыльным. — Разумеется, я согласился с посыльным, а что прикажешь делать? Ихнему Государю отказывать? Мне голова на плечах дорога, — всплеснул Митька руками. — Но бумаг я не подписывал и ни о чем не сговаривался, повторяю. Так что ничто не меняет наши договоренности!

— Ты… дурак, — прошептал побледневший ганзеец. — Мы бы придумали с Ивановским сто, как выпутаться, но с Царем тягаться… — Он медленно качал головой, снова распаляясь и повышая голос. — Что мы придумаем? Особливо после того, как ты ему товар продал…

— Говорю, не продавал, — перебил его Митька, настаивая на своем.

В этот момент один немец из свиты Мартина зашептал тому что-то на ухо, при том пожирая Митьку глазами. Купец внимательно слушал, меняясь в лице.

— Не продавал, говоришь? Скажи-ка, англичанин, а подпись на договоре тоже сама по себе поставилась? — Ганзеец снова побагровел, сжимая кулаки. — Или то подпись тоже не твоя?

— На каком договоре?

Митька даже невольно сделал шаг назад, настолько угрожающе выглядел его собеседник.

— На том, что для отправки груза надобен, он с твоей стороны подписан. Да ты так усердствовал, что договор даже порвал!

Рыбак опешил… почувствовал, как закружилась голова. Все становилось по своим местам. Грамотка, которую показывал ему Акинфий на берегу Волхова, была в единственном экземпляре. Второй бумаги, порванной пером на пиру, Митька не видел и полагал, что новгородцы выбросили ее. Но нет — старосты умело нашли ей применение.

— Не ведаю, — чуть поколебавшись ответил рыбак. — Я с купцами новгородскими сговаривался только о том, чтобы товар мой доставили с кораблей и тут передержали. А уж как Царь даст разрешение, то и торг вести. Но с кем именно — не было уговора. И что они Государю наплели — не ведаю.

— Ах ты пес… — тихо прошипел Мартин удивительно злобным голосом. — Так ты, стало быть, нас отсюда вытеснить хочешь, под удар Государя? Сам на место Ганзы встать решил?

— Да нет же…

Митька предпринял очередную попытку вернуть диалог в конструктивное русло, но его уже никто не слушал. Мартин отвернулся и также горделиво начал удаляться. За ним, одаривая рыбачка жгучими, полными ненависти взглядами, уходили и остальные купцы-ганзейцы, собранные на эти «переговоры» для солидности…

Купцы немецкие ушли, а Митька так и остался стоять посреди улицы. Словно оплеванный и униженный.

В обычаях тех лет устный договор имел силу, и немалую. С ним неразрывно связывалась деловая репутация. А то, что произошло на виду у зевак, было не что иное, как гражданская казнь. Английского купца обвинили в том, что пытался свой товар продать одновременно двум купцам. Иными словами, зарекомендовал себя как мошенник.

Вот и начал он свое дело.

Вот и занялся торгом, вернув родительскую славу.

Ведь волей-неволей этот прецедент расползется по земле окрестной. И если с зеваками еще как-то можно договориться, то Мартин и его союзники станут упорно ославлять его всюду, где смогут достать.