Александр Афанасьев - Иностранец

Помощник министра заинтересовался

— Почему он?

— Ему не пофиг.

— Простите?

— Он к работе относится добросовестно, увлечен ею.

— Как вы это поняли?

— Я полковник полиции. Бывший. Научился разбираться в людях.

Помощник министра задумался

— Это возможно. Но он не местный, он из Белграда как раз

Я удивился

— Что же он тут то делал?

— Командировка.

— Чем он раньше занимался?

— Наркомафия.

Я кивнул

— Пойдет…

Парня, который меня допрашивал — его уговаривать не стали, просто вызвали в кабинет и поставили перед фактом… то есть отдали приказ. Но я уже на гражданке, да и да того не погонами, а головой думал, и от того понимал, что приказ можно выполнять по-разному, и от того как именно выполнять — зависит многое, если не всё. Потому — едва мы вышли из кабинета, я кивнул ему и первым пошел вниз.

…

В Нише — много кафе, точнее — было много, сейчас все позакрывалось, но тут — нет, видимо потому что полицейские забегают сюда выпить кофе, а полицейский это такая профессия, которая будет существовать, пока существует человек. Пока есть правила — будут и люди, которые их нарушают, а значит — будем и мы.

Копы.

Сербское кафе называется кафана, там подают только кофе, к нему холодную воду и закуски. Все это турецкое, например популярная закуска к кофе — это несколько маленьких кубиков пахлавы на деревянной шпажке. Но сербы считают это сербским и сильно обижаются при одном упоминании турок. Турок у них ругательное слово, как у нас в прошлом веке были шутки про незваного гостя — татарина. Только тут все еще болезненнее.

Лука появился, когда я уже успел уговорить одну чашку кофе на террасе под чинарой и заказал следующую. Не спрашиваясь, плюхнулся на стол напротив, уставился на меня

— Что происходит? — спросил он

— Ты мне скажи.

— Вы не говорили, что полицейский

— И не обязан был.

…

— Я русский полицейский. В отставке.

…

— Тебя кстати как зовут?

Серб решил, что на конфликт идти не стоит

— Лука меня зовут.

— Опыт расследования неочевидных убийств есть?

— А почему вы спрашиваете?

— Потому что именно такое и произошло. Придется его расследовать.

— Вы то тут при чем?

— Во-первых, меня попросил дядя убитой. Но это не главное. Главное то, что мне на порог дома свалили труп. Я этого не люблю. Это вызов.

— На порог? Вы же сами говорили — дальше по дороге.

— Успокойся, это оборот речи такой у русских. Близко к моему дому.

— Там не близко

— Раз пешком можно дойти — значит близко. В любом случае, я в это дело не лез. Это решение начальства из Белграда.

— Но вы же русский.

— По паспорту уже серб. Эркюль Пуаро тоже был бельгийцем, верно? И преступники — везде одинаковы.

Принесли кофе — первую чашку для Луки и вторую для меня

— Так как? Есть опыт?

— Ну, убийства приходилось расследовать. Но такое…

— Соображай, Лука. Это резонансное дело. Я назвал тебя, потому что тебе добра хочу. Раскроем — будешь на виду, карьера полетит как на крыльях.

— А если не раскроем?

— Тогда плохо. Но я намерен раскрыть.

— Вы же ничего не знаете.

— Ну, вот ты мне и поможешь. Преступления везде одинаковы. И преступники.

Лука отпил кофе, задумался

— Плохое это дело.

— Чем.

— Да всем. Как будто… дьявол поработал.

— Каждый преступник в какой-то мере дьявол.

Я допил свой второй кофе

— Я так понимаю, расследование зашло в тупик. Так?

Лука не ответил. Может и не знал. Но я понимал, что если бы это было не так — МВД никогда не пошло бы на такой отчаянный шаг как приглашение меня.

— Так что же будет плохого в том, что мы посмотрим на дело свежим взглядом

Я допил кофе

— Помощник министра тут был. Назвал твое имя ему — я. Просто потому, что никого больше не знал. А мне кажется, тебе не наплевать. Как и мне.

Я допил кофе. Посмотрел на часы.

— Завтра в шесть утра на дороге. Прямо на выезде. У меня будет джип Паджеро, черный. Я буду стоять на обочине, и ждать тебя. Решай.

Но я видел, что он уже решил. И что я в нем вряд ли ошибся…

…

В доме у меня был тир. Настоящий, пистолетный на двадцать пять метров.

Вернувшись, я взял пару пистолетов, патроны и пошел пострелять. Не то чтобы я маньяк какой-то по части стрельбы — но голову почему то прочищает. Я это называю — по мозгам подолбить…

В отличие от Луки — я понимал и подводные камни всего этого… по крайней мере, думаю что понимал. Произошедшее убийство — вызов правым. Не знаю, есть вообще тут политика или нет… все действительно… как будто дьявол поработал. Но правые испытывают некий пиетет к русским. Потому — согласились с тем, что я поработаю по делу.

Удобно ли будет на меня все спихнуть? Не факт — само то, что меня, не местного копа и даже не серба по крови привлекли — подставляет и МВД и лично министра. Но вот какой, кстати, интересный факт — если бы пригласили помощников из ФБР, вопросов не было бы. Хотя они в Сербии были бы как слон в посудной лавке.

Постреляв немного, я вернулся в дом, засел за компьютер. Конечно, интернет еще та свалка — но и полезного есть немало.

Почти сразу наткнулся на группу на Фейсбуке, посвященную этому делу. Группа была многолюдной — больше семи тысяч. Самодеятельные детективы, провайдеры ненависти, неравнодушные граждане, любопытные и просто подонки, готовые глумиться над чем угодно.

Посмотрел версии… а их, по сути, и не было, только одна.

Межнациональная.

Я не знаю, предусматривал ли это убийца, но если нет — ему сильно повезло. Дела, отягощенные вопросами межнациональных отношений — одни из самых тяжелых в раскрытии. Каждый шаг — как по минному полю. И от тебя ждут не правды, а подтверждения своей ненависти и ксенофобии.

Но здесь это норма. Чем отличаются сербы от русских — так это обостренным пониманием национального, чего у нас не было и нет. Билл Клинтон называл это «древней ненавистью», а настоятельница православного монастыря в Пече — «бунтом злой крови». Но они говорили об одном и том же. История ненависти друг к другу здесь насчитывает сотни лет. Список претензий — длинный и обстоятельный, как «Война и мир». Каждый живет и понимает, что в любой момент он может оказаться под бомбами, сосед может прийти с топором, в любой момент можно стать беженцем, потерять семью. Возникает защитная агрессия. Думать уже никто особо не думает — все сбиваются в стаи и скалят клыки.

Вспышки вражды происходят в каждом поколении, иногда войну удается предотвратить, но иногда нет. Причина проста — каждое новое поколение с детства выслушивает о попранных правах своего народа, о героизме своих предков — но не об ужасе войны, о голоде, о беженстве, о лишениях. Оно жаждет славы. Хочет повторить.