Александр Афанасьев - Иностранец

Он достал очки, которые носил не всегда, а только «для близи». Но сознание уже подсказывало ужасное, чего Душан никак не мог и не хотел допустить. А именно то, что он видит труп.

…

Труп!

Душан снял очки. Потом надел. Потом снова снял.

Женщина. Там лежит женщина. В платье.

— Эй! — позвал ее Душан, робко надеясь на чудо — ты что там лежишь, вставай!

Но она не пошевелилась.

И что делать?

Душан беспомощно посмотрел на трактор. Потом на часы зачем-то. Потом опять на ту женщину.

Если бы трактор был на ходу, он бы просто уехал. Этого еще не хватало ему — труп найти. Пусть кто-то другой разбирается.

Но трактор сломан.

Звонить в полицию? Ага, приедут, скажут — а где это вы были, уважаемый? Ах, в городе? А у кого конкретно в городе вы были? И что он им скажет? Что взял у Радомила продукты и завез Данеку? По пути? А то, что Данек торгует всяким, это вся округа знает. И что будет? Начнут выспрашивать, что да как. Подумают, что это он убил.

Идти до дома, как и планировал?

А если кто будет проезжать, увидит, трактор стоит, остановится. Посмотрит, а там труп. Вызовет полицию, полиция приедет — а там трактор. Чей трактор?

Известно, чей. И придут к нему.

Так что же ему делать?

Ох, лучше бы он ногу сломал…

И тут мелькнула спасительная мысль… Душан вспомнил — кажется… тот русский, он упоминал, что служил в полиции! Да, точно! Так и было!

И Душан, бросив сломанный трактор с остатками непроданного товара — что есть сил, бросился бежать обратно по дороге, в сторону дома, где жил русский…

…

А у меня как раз было вдохновение. Я сидел и писал.

Что я пишу? Ну… что может писать отставной полковник полиции? Понятно, что полицейские детективы. Что еще может писать отставной полицейский, выброшенный на обочину жизни?

Сколько в них правды? Немного если честно. И эта правда никому не нужна. Люди хотят верить в лучшее, хотят верить что если в отношении их будет совершено преступление — то приедут, спасут если успеют, помогут… накажут тех кто это сделал.

А знаете в чем правда? Правда в том, что всем — пофиг. Вот реально — пофиг. На нашем поколении — полиция кончилась как таковая. Вопрос даже не в коррупции, это — частность. Вопрос в том, для чего ты идешь в полицию. Помогать людям — или?

Я как то раз слышал, как преподаватель в школе милиции вполне откровенно сказал перед классом молодых пацанов, в чем суть работы. Суть — в том, чтобы продержаться двадцать лет, потом выйти на пенсию и… жить.

Вот оно! Я не преуменьшаю опасности взяток, но все-таки взяточник сейчас — это паршивая овца, не все отваживаются, особенно внизу, на земле. Сейчас с одной стороны зарплата не такая плохая, а с другой стороны у всех телефоны, микрофоны, камеры. Запишут, сольют в Ютуб — кому это надо? Потому — с коррупцией вроде разобрались, по крайней мере, свели ее до приемлемого уровня — но лучше не стало.

Вопрос в мотивации. Если ты идешь в полицию с четким намерением перекантоваться как то двадцать лет, а потом идти на пенсию и жить с новой работой и пенсией заодно — хорошего ничего не будет. Если тебе пофиг на то, что грабят и убивают, что в твоем городе, на твоей «земле» орудуют преступники — толку от тебя как от полицейского не будет, хоть учи тебя, хоть не учи. Вот тем, кто учил нас — пофиг не было. Про них можно было много чего рассказать — они и насчет урвать были не дураки, и пили по-черному, и били, и издевались. Но они на самом деле были ментами. И свою землю — они воспринимали как свою. Легавыми они были. И забредшим волкам — спуска не давали. И умирали — хорошо, кто доживал до пятидесяти. Потому что это работа на износ. Но только если работать, а не отбывать номер двадцать лет.

И как вот рассказать эту правду читателям детектива? Что это за детектив такой — совершено убийство, а Эркюлю Пуаро, например — пофиг, он свою повышенную пенсию на карточку за службу в бельгийской полиции все равно получит, ну а то, что убивают… дело житейское. Все мы смертны, однако…

А? Никакая Агата Кристи до такого сюжетного поворота не додумается…

Потому-то приходится врать. Изображать сыщиков горящими на работе. Иначе — книгу не продать.

А так — продается нормально. Часть под своим именем, часть — под чужим. Пробую писать еще на английском, но пока — в стол. Для того чтобы писать книги на каком то языке — нужен уровень. Не все могут. Не каждый писатель — Булгаков.

Пять листов до обеда. Нормально — не авторских конечно, у меня своя норма. В книге — примерно от ста двадцати до двухсот моих листов. И если ты за день не написал ни строчки — день прожит зря. Не слушайте тех, кто говорит про то, что нет вдохновения. Дело не в этом. Писательство — скорее все же ремесло. И если не умеешь, или писать не о чем…

Во второй половине дня надо на стрельбище съездить. Оно тут недалеко. Я уже гражданин, так что право на оружие у меня есть, и оружие — я купил. Здесь оно есть у всех, Сербия — страна с наибольшим количеством оружия на душу населения. Завод в Крагуеваце работает, у меня там уже знакомые есть — русских там уважают, как и везде в Сербии. Вот и поеду отстрелять винтовку, которую мне сделали — легендарную М76, новодел, из опытно-экспериментальной партии мне продали. Причем для меня сделали «стиль Драгунов», приклад как на СВД, не как на канонической М76. А вот патрон канонический — 7,92 Маузер…

Потом еще попишу. Уже для себя. У меня есть произведение, которое я пишу для себя, и в нем уже не вру. После моей смерти — опубликуют… я надеюсь…

Компьютер перешел в спящий режим, пока я думал над новым сюжетом и над враньем в старых. Потом — я хотел снова начать писать, но услышал какие-то крик и на улице, а потом кто-то забарабанил в дверь.

Компьютер тут же включился без пароля, показал изображение с камеры наружного наблюдения, скрытой. Я узнал Душана… он был как не в себе. Сбесился что ли, в дверь колотит. Что происходит?

Я немного подумал. Потом достал пистолет — болгарский Макаров — и сунул в карман. Береженого Бог бережет, а небереженого конвой стережет. Пистолет кстати легальный, купленный законно.

Душан продолжал стучать в дверь. Я пошел, приоткрыл, поставив ногу на всякий случай.

— Что случилось?

— Там труп!

Я едва дар речи не потерял.

— Какой труп? Ты о чем? Где труп?

— Там… в канаве… труп… женщина убитая.

Этого не хватало.

— Погоди. Я сейчас оденусь…

…

До места мы добрались минут за пять — его отмечал трактор Душана, скособочившийся на обочине. Прицеп был накрыт какой-то мешковиной…

— Там…

— Стой!

Я осторожно подошел к обочине — не рядом с трактором, дальше. Первое, что бросилось в глаза — синее с белым платьице…

Как сломанная кукла.

Твою мать…

Я до последнего думал, что Душан в чем-то ошибся, что ему почудилось, что там просто перепившая телка лежит. Но сейчас — стоя на обочине и смотря на лежащий в канаве труп, я понял — нет, не привиделось.