Александр Афанасьев - Иностранец

…

— Аню мы наняли… господи, она была дочерью известного четника той войны, казалось, что мы поступили правильно. Преемственность, символизм, и все такое. На съемках был и Богдан, он должен был речь записать. Она на него смотрела… рот открыв. А Богдан… просто оказался дураком.

…

— Потом все это превратилось в связь, в роман. Я говорил Богдану, что надо выбирать, или политика, или такие как она. Что рано или поздно это все станет известно…

…

— Богдану она через пару месяцев надоела… но не он ей. Она была умной… денег не требовала, приставала, чтобы он ей что-то рассказывал про политику… я понимал, к чему дело идет. Когда я узнал, что у Ани есть поклонник — я все делал для того чтобы способствовать этой связи, даже за спиной Богдана…

…

— Богдан начал понимать, что надо заканчивать только когда опросы стали ставить его не ниже второго места и он понял, что есть реальный шанс победить. Все-таки власть… он пытался поговорить с Аней, но она не хотела ничего слышать. Когда он предложил ей контракт в Милане — настоящий контракт в Милане — она закатила истерику. Богдан ее выгнал, но сам потом об этом жалел. Уже через неделю она снова позвонила…

Бред… и в то же время может быть и правда. Какое же г…о идет в политику, господи… какое г…о

…

— В тот день… точнее уже ночь — мне позвонил Хребанович, это агент Михалича, парня Ани и сказал, что Аня у него дома. Несет какую-то ересь. Я приехал… она была пьяная… потасканная… не знаю, что с ней было. Сказала, что ей надо попрощаться с Богданом, что она все поняла. Богдан ночевал в офисе… приказал ее везти. Лучше бы я этого не делал…

…

— Я ее привез домой, как смог привел в порядок… потом повез в офис. Там она бросилась на Богдана, кричала, что покончит с собой, что беременна от него. Трясла какими-то тестами, говорила, что забыть его не может, что он виноват во всем…

…

— Богдан ее успокоил, как смог. Она примерно до конца дня просидела в партийном офисе. Потом я отвез ее домой к отцу — Богдан сказал ее туда отправить. Когда я вернулся, Богдан сразу позвал меня и сказал, что надо решать вопрос. Что дальше так нельзя.

…

— На следующий день я позвонил, кому надо. Мне дали телефон швейцарской клиники, которая решает подобные вопросы. Я позвонил им и обо всем договорился.

…

— Это кстати легко проверить, если нужно. Звонок зафиксирован. Если нужно — я могу договориться с клиникой, они подтвердят — я дал им все данные Ани. Мы в тот же день перевели первый платеж — десять тысяч швейцарских франков за оплату операции. Конечно, лишние люди это знать не должны — ни к чему всем знать, что кандидат в президенты, депутат Скупщины обрюхатил семнадцатилетнюю. Богдан позвонил этому… агенту Лазаря Михалича и сказал, что он готов доплатить лично ему агентские, только бы Лазарь отправился играть куда-нибудь в Европу и увез с собой Аню подальше от Белграда и от Богдана. Понимаете, это все были решаемые вопросы. Ее бы почистили в клинике, после чего она бы уехала с Лазарем — и всё. Мир да любовь. Зачем нам было ее убивать, если вопрос был уже решен?

Я не нашелся что ответить.

— Все это — чудовищный. Несчастный. Случай.

Я покачал головой

— Ее убили. Это не несчастный случай.

— А как вы думаете, кто ее убил?

…

— Я вернул ее отцу. И сейчас жалею, что это сделал. Вы меня понимаете?

…

— Ее отец — псих. С посттравматическим синдромом войны в Косово. Он по слухам пинал в живот сербок, которые возвращались из плена с животом. Я этого вам не говорил… этого не было просто потому, что не могло быть. Но лично я хорошо понимаю, кто ее убил. Не знаю только что делать с этим… да и можно ли с этим что-то сделать…

Я снова не нашел, что сказать.

— Этот вопрос надо закрыть. Так получается, что закрыть его можете только вы. Василий Никич нанял вас для того, чтобы провести расследование. Вот, считайте, что вы его провели. Я готов предоставить доказательства того что я только что сказал — доказательства моего звонка в Швейцарию, платежка — перевод первого платежа в клинику. А вы… как профессионал — оцените доказательства и напишете отчет Никичу. Перед этим, понятно, показав его нам.

…

— Но не бесплатно. Сколько платит вам Никич?

…

— С учетом обстоятельств мы готовы заплатить вам двести тысяч евро. Сто хоть сейчас. Оставшиеся сто — в обмен на запись вашего разговора с отчетом Василию Никичу. Думаю, это хорошая сделка.

Ну, вот.

Что бы вы сделали на моем месте?

Я посмотрел на воду. На боевиков, на самого Зорана. И сказал.

— Четыреста. Двести — сейчас.

Зоран помолчал. Потом сказал

— Не ожидал. Вот вы оказывается какой.

— Какой?

— В любом случае… так проще. Но четыреста… вы понимаете, какие эти деньги?

— Проще меня убить, верно?

…

— Но тогда Василий будет продолжать задавать вопросы. Он может поверить мне — но не вам. А если он продолжит задавать вопросы — найдутся и ответы. Не бывает вопросов без ответов.

Зоран достал платок и вытер лицо

— Логично. Но… триста. Пополам.

…

— Поймите, у нас и так большие расходы. А Сербия — не Россия, это страна бедная.

— Триста. Но двести сразу.

Зоран принужденно улыбнулся

— Договорились.

…

Весь Белград — изрисован граффити. Это город орущих камней, практически с каждой стены доносится безмолвный крик безымянного оратора, потому что в реальной жизни безымянных художников никто не слышал, не слышит и слушать не собирается.

На моей стене был по-сербски написан великий русский вопрос.

Кто виноват?

Для меня — вполне резонный вопрос, согласитесь.

Дом был под снос, к нему вела полуразрушенная лестница. Я отсчитал шесть ступенек снизу, сунул руку под лестницу, нащупал сверток.

Деньги, немного, но все же. И пистолет — такой же, как у меня отняли, Застава-9. Если кто-то подумает, что теперь я безоружен — то сильно ошибется.

Сунул пистолет в пустую кобуру. Огляделся. Никого, только пацаны мячом стучат ниже.

Кто виноват…

Надо сказать, что Зорану удалось посеять во мне сомнения. До разговора с ним я почти не сомневался, что Аню убил Жераич.

Впрочем, он имеет отношение к ее убийству в любом случае.

Утром — я зашел в первый открывшийся интернет-клуб и сделал то, что должен был сделать с самого начала. Покопался в прошлом не Ани, а ее отца. Дело в том, что часто — безмотивные убийства совершают ближайшие к жертве люди. Я допустил ошибку с самого начала — посчитал, что если Аня уехала в Белград и не поддерживала отношения с отцом, то и подозревать его нет смысла. Но я сильно ошибался. И теперь, чем глубже я рыл, тем сильнее осознавал допущенную мной ошибку…

И тем сильнее понимал всю возможную подоплеку трагедии…