Александр Михайловский - Медаль за город Вашингтон [litres]

– Охотно, особенно, если вы расскажете мне когда-нибудь о том, каково это – быть писателем, – черное широкое лицо расплылось в улыбке. – Спрашивайте!

Я впервые говорил с человеком, не только видевшим зверства, происходившие на моем многострадальном Юге, но и проливавшим кровь за его граждан. Мне уже показали некоторые фотографии жертв и разрушений, но одно дело – картинки, а другое – знать, как это было на самом деле. Эзра не только не смирился с преступными действиями других людей с его цветом кожи (и не только), но нашел в себе смелость противостоять этому. Он всячески принижал собственные заслуги – мол, так поступил бы каждый.

Когда он закончил свое повествование, я начал задавать ему вопросы. Один из них касался причин, по которым многие солдаты Цветных полков с таким упоением совершали преступления. Он задумался.

– Знаете, Сэм, я – отец двух дочерей… Был, – и на глаза его навернулись слезы. – Погибли они… Так вот – мой отец был ко мне всегда строг, но справедлив, и я ему за это бесконечно благодарен. Так же я пробовал воспитывать своих дочурок, и из них получились бы весьма достойные барышни…

Он вытер глаза тыльной стороной ладони и продолжил:

– А если ребенку потакать во всем, то из него может получиться монстр. То же и со взрослыми – им было сказано, что белые во всем виноваты и что они могут делать с ними, что хотят. Многие и вошли во вкус. Тем более, в их числе и ветераны индейских войн – а там им позволяли примерно то же, только мало кто об этом знает. Эх, Сэм, это как пьянство – только пьют они не виски, а кровь, и когда настанет похмелье, они поймут, что жить им на американском Юге будет очень непросто. И не только им, но даже тем из нас, кто боролся за правое дело. Спасибо президенту Дэвису, что он прилюдно наградил тех из нас, кто выжил у Сэнди-Спринг, хотя особого героизма там не было.

– Вы вступили в бой с конным отрядом, несмотря на то что он был более многочисленным и лучше вооруженным. И смогли продержаться до прихода подкрепления. Если это не героизм, то что?

– Вы знаете, об этом как-то не думаешь… Есть долг, и каждый из нас исполняет его, как может.

Мне стало мучительно стыдно – хорошо еще, что Эзра не знал о моем дезертирстве в шестьдесят первом году. И я, чтобы переменить тему, спросил:

– Мне было сказано, что вы будете выступать на завтрашней пресс-конференции. Можно вас спросить, что вы там скажете?

– Только то, что я видел. И то, что далеко не все негры – преступники.

– Многие, как мы видим, герои, – и я показал еще раз на его «Южный крест».

Он лишь скромно потупил взор.

– Не хотел я его надевать – но меня попросили.

– Правильно попросили. Носите его с честью, – ответил я. – Ну что ж, если хотите, давайте я вам расскажу все, что вас заинтересует.

Но тут к нам подошла медсестра в зеленом халате:

– Мистер Клеменс, – да, я вас узнала и я ваша поклонница, но сейчас мне нужно будет отвезти лейтенанта Джонсона на осмотр к врачу.

– Тогда, Эзра, давайте сделаем так: перед тем как я уйду с Бермуд, я зайду к вам еще раз. Если вы, конечно, не против.

– Спасибо вам, Сэм!

– Вам спасибо, Эзра. За все, что вы сделали…

Я вышел из палаты и задумался. Вообще-то я собирался освещать ход Дублинского трибунала, но, узнав, что в скором времени на Бермудах намечается некая пресс-конференция и что репортерам, желающим в ней участвовать, предоставляется место на пароходе, уходившем из Дублина на Бермуды, я не мешкал ни минуты. Оставив в Дублине Генри Уоттерсона, Генри Грейди и Роберта Олстона, я в сопровождении Френка Доусона отправился на этот затерянный в Саргассовом море клочок земли, точнее, несколько клочков, общей площадью где-то в двадцать квадратных миль… Компанию мне составили несколько десятков журналистов из Ирландии, России, Югороссии, Германии, Франции и некоторых других стран. Среди них, что меня удивило, был даже Джозеф Пулитцер, фрилансер, представлявший на сей раз «Нью-Йорк сан». Неплохой журналист, но репутация у него сильно подмоченная – не раз и не два он был уличен в политических заказах. И, кстати, очень не любит ныне покойного президента Хейса, равно как и нынешнего Уилера, – а вот с узурпатором Хоаром у него неплохие отношения.

Джозеф, увидев меня, рассыпался в комплиментах, но, судя по тому, что мне рассказал Дональд Маккензи Уоллес из лондонского «Таймс», активно агитировал против моей персоны, обзывая меня «писакой, продавшимся рабовладельцам». Уоллес – тот еще фрукт, но на следующий день ко мне пришёл Тимоти Майкл Хили, корреспондент ирландской «The Nation», с которым у меня сложились неплохие отношения. Оказалось, что Пулитцер пытался агитировать и его, но тот выставил наглого венгра за дверь и решил предупредить меня. Я лишь рассмеялся:

– Тимми, мой друг, не принимай все так близко к сердцу. Пулитцер добьется лишь того, что испортит со всеми отношения.

– Надо бы об этом рассказать югороссам! Это та еще змея!

– Полагаю, югороссы и так хорошо знают, кто он такой. Но они, в отличие от моих американских коллег, верят в истинную свободу слова. Интересно будет, что же он такого напишет…

Прибыли мы на Бермуды позавчера, но, пока большинство репортеров пьянствовали в гамильтонских кабаках, нас и некоторых журналистов из России и Югороссии пригласили на церемонию награждения героев Мэриленда, а также на встречу с президентом Дэвисом. Сразу после этого президент отбыл в Чарльстон, который объявлен временной столицей Конфедерации, зато я получил шанс поговорить с награжденными, включая лейтенанта Джонсона. Я еще просил об интервью с президентом Уилером и сенатором Паттерсоном, но меня попросили подождать пресс-конференции.

– Мистер Клеменс! Мистер Клеменс!

Передо мной стоял некий неизвестный мне лейтенант в форме Конфедерации.

– Вы просили, чтобы после пресс-конференции вам позволили отправиться в зону боевых действий?

Я улыбнулся. Действительно, я просил об этом, но меня всячески пытались отговорить, а потом сказали, мол, мы вам сообщим если что. Так что я ни на что уже не надеялся.

– Именно так, лейтенант…

– Андерсон, сэр! Для вас зарезервировано место на пароходе «Ричмонд», идущем в Норфолк послезавтра в восемь утра. На борту необходимо быть не позднее семи тридцати.

– А как насчет моего спутника?

– Про него ничего сказано не было.

«Ничего, – подумал я. – Доусону и на Бермудах найдется работа».

Бригадный генерал Иван Васильевич Турчанинов, известный также как Джон Бейзил Тёрчин

– Ну, вот, Иван Васильевич, полюбуйтесь на наше чудо техники, – произнес штабс-капитан Бесоев, указывая жестом ярмарочного зазывалы на стоящий в депо Роквилла поезд. – Назовем его так, как у нас на Родине – бронепоездом… Ведь он и поезд, и бронированный.