Александр Михайловский - Медаль за город Вашингтон [litres]

Тёрчина, который так и не перешел в истинную веру, оставшись еретиком-ортодоксом. Тёрчина, добившегося каких-то незначительных побед, после чего Господь покарал его и ниспослал ему удар. Его я считал посланцем Сатаны, который должен быть разбит и низвергнут в преисподнюю, откуда он вышел со своими подручными.

В свое время я сумел добиться через друзей в армейской бюрократии, чтобы этому русскому безбожнику не назначили пенсии. А когда президент Грант потребовал у Конгресса крохотную пятидесятидолларовую пенсию для Тёрчина, то я уговорил друзей в Конгрессе исправить законопроект так, чтобы эта сумма выплачивалась русскому раз в год, а не раз в месяц.

Конечно, и сейчас, как мне кажется, новый президент не слишком доволен мной. Так, например, на особенно важные театры боевых действий – Норфолк, Чарльстон, Новый Орлеан – он назначил не меня, а других командующих. А против Тёрчина в скором времени направятся вновь сформированные корпуса из Пенсильвании. И слава победителя южан достанется не мне, а Шерману, Хэнкоку или какому-нибудь Кингу. А может быть, и командующим пенсильванскими корпусами.

Впрочем… Ведь Моисей тоже не сам разбил мадианитян. Это сделали за него еврейские военачальники, а он лишь послал их в бой и только тогда, когда они вернулись с победой, сказал им, что им надлежало делать. Так что у меня еще все впереди. Главное – упование на Господа и точное исполнение начертанного в Библии. Но нельзя забывать и о военной стороне дела.

Передо мной стоят две основные задачи. Во-первых, укрепить северо-западное направление, чем я сейчас и занимаюсь. А во-вторых, уничтожить заразу пораженчества в зародыше. Мои люди с утра методично прочесывают район за районом в местах, где летающие адские колесницы югоросских безбожников сбросили свои листовки. Согласно последним сведениям, которые мне доложили несколько минут назад, более пятисот человек арестованы – места в форте Линкольн не хватило, и их держат и в трех других фортах, – а семнадцать из них уже успели повесить. И, по словам посыльных, сопротивления больше никто и нигде не оказывает.

А насчет тёрчинских ублюдков… Дойдет очередь и до них. Ведь, чтобы войти в Вашингтон, им нужно будет прорваться через шквальный пушечный огонь фортов Стивенс, де Русси и других. А тех, кто все же из них прорвется, ожидает та же участь, что и людей Пикетта под Геттисбергом – позор и плен. С добавкой виселиц. Я никого не собираюсь жалеть, ведь и Моисей не пожалел мадианитян, уничтожив под корень этих язычников. Я не боюсь крови, ведь чем больше ее прольется сейчас, тем сильнее будет власть истинных христиан, не погрязших в безбожии…

Генерал армии Уильям Текумсе Шерман

Вообще-то это не моя работа – воевать в одной отдельно взятой дыре в Южной Каролине. Генерал армии – де-юре главнокомандующий всеми сухопутными войсками Североамериканских Соединенных Штатов. Над ним стоит лишь главнокомандующий всеми вооруженными силами государства, то есть президент страны.

Но после того, как мой старый враг Нейтан Бедфорт Форрест за считаные часы захватил Чарльстон, президент Хоар попросил меня – не приказал, а, прошу заметить, именно попросил – остановить Форреста и его добровольческий корпус. И вчера рано утром мой поезд уже прибыл из виргинской Александрии на вокзал Колумбии, столицы Южной Каролины. С ним пришли составы с личным составом 25-го пехотного и 7-го кавалерийского полков – обе эти части были недавно переброшены в Вашингтон из департамента Дакота.

Тринадцать с половиной лет назад, семнадцатого февраля шестьдесят пятого года, мои войска заняли этот город, славившийся тогда своей красотой и центром, построенным в древнегреческом стиле.

Мятежники оставили город без боя, вероятно, для того чтобы не подвергать его опасности. Более того, мне было приказано по возможности не причинять Колумбии никакого вреда. Тем не менее, решив, что южанам нелишне было преподать еще один урок, я разрешил своим людям делать все, что они пожелают, и распорядился выдать им дополнительную порцию виски, как всегда в подобных случаях. Ведь пьяный солдат нанесет намного больший вред, чем трезвый [42].

В результате от Колумбии остались лишь горы щебня, закопченные бревна и дымящиеся руины. И сейчас, осмотрев город, к своему нескрываемому удовольствию, я обратил внимание на то, что восстановлено было немногое – и то впопыхах. Людей на улицах практически не было видно, не считая патрулей, состоящих из солдат 77-го Цветного полка.

– Где сейчас находятся мятежники? – спросил я встретившего меня полковника Чайверса, командира этого полка.

– Они выбили моих людей из Гус-Крика, захватили без боя Саммервилл и приближаются к Риджвиллу, – ответил тот уныло. Выглядел полковник неважно – похоже, что он совсем потерял присутствие духа и ждал лишь повода для того, чтобы продолжить отступление.

– Сколько их там всего?

– Около двух батальонов пехоты и два эскадрона конницы, – сказал Чайверс и тяжело вздохнул.

«Справимся», – подумал я, а вслух спросил:

– Ваши действия?

– Я приказал занять позиции в Холли-Хилле…

– Думаю, что, скорее всего, они вышлют разведку и, увидев, что вы там, отправятся вместо этого на Сент-Джордж, затем на Оранжбург. А ваших людей просто-напросто окружат. Немедленно пошлите к ним гонца, пусть они отходят на Оранжбург, где сходятся две основные дороги на Колумбию. Там-то мы их и остановим.

– Сэр, а что, если они направятся на запад, на Эйкен? – полковник озабоченно покачал головой.

– У вас там есть люди? – поинтересовался я.

– Примерно рота, – Чайверс произнес эти слова таким тоном, что я сразу понял – если там и есть эта самая рота, то состоит она далеко не из самых лучших солдат его полка.

– Пошлите туда еще одну роту – можете взять ее из тех сил, которые находятся в Холли-Хилл, – и две артиллерийские батареи. Их задачей будет первого сентября полностью сровнять Эйкен с землей.

– Но там… – полковник даже открыл рот от удивления, – но ведь там, сэр, гражданское население. Для того чтобы эвакуировать их всех оттуда, потребуется много времени!

– Эвакуировать? Не будет никакой эвакуации. Пусть эти ублюдки остаются в городе и на своей шкуре испытают всю силу нашего оружия. Будут знать, как восставать против законной власти.

– Но, сэр… – лицо Чайверса побледнело. Мне показалось, что он сейчас расплачется.

– Да будет вам известно, полковник, война – это ад, – нравоучительно произнес я. – Второго сентября пусть все то же повторят с Огастой.

– Есть, сэр! – Чайверс вскинул руку к козырьку кепи.

– Остальные ваши силы пусть остаются в Колумбии. Я же со своими пойду в Оранжбург. Кстати, у вас есть арестованные?