Александр Михайловский - Мир до начала времен [СИ]

– У римских легионеров тоже была своя тропа, – произнес «князь», – по которой они один за другим прошагали в строю под пологом утреннего тумана. И только мы одни четко знали, откуда идем и куда…

– Господа! – вскричал ничего не понимающий (как и все мы) подпоручик Котов, – будьте же добры, скажите, кто вы на самом деле такие и что с нами теперь будет?

– Я – Сергей Петрович Грубин, представляю тут власть гражданскую, – сказал «князь», – Рядом со мной – Андрей Викторович Орлов, который у нас тут за Верховного Главнокомандующего. Вот этот дед – Антон Игоревич Юрчевский, наш министр промышленности (за исключением обработки дерева, ибо это моя епархия). Вот это – Марина Витальевна Хромова-Юрчевская – наш министр здравоохранения и Председатель Совета Старших Жен. Мы четверо, и еще некоторые присутствующие здесь юноши и молодые женщины, являемся русскими людьми, добровольно эмигрировавшими сюда в далекое прошлое из начала двадцать первого века.

– Да как это возможно – эмигрировать в прошлое?! – вопросил поручик, вглядываясь поочередно в вождей широко раскрытыми глазами. – Да еще добровольно? Честно сказать, я ничего не понимаю. Это же не сесть на пароход и уехать в Америку, как делали многие до войны ради лучшей жизни и человеческой свободы…

– Тот, кто уезжает в Америку, – сказал Сергей Петрович, – заранее должен согласиться с тем, что он должен будет подстраиваться под чужое и чуждое ему общество, а нам показали дыру в древний, еще почти не населенный мир, в котором мы сами могли бы устанавливать свои правила и порядки. По счастью, подготовку к эмиграции не нужно было начинать с нуля, значительная часть работы была продела заблаговременно, хотя и с другой целью. Мы продали все, что у нас было, закупили припасы и оснащение, а также предложили участие в экспедиции своим друзьям и нескольким молодым людям, которые стали нашими помощниками, после чего без оглядки кинулись в это приключение. Отплыв на собственном небольшом корабле из того места, где в нашем времени расположен Питер, мы обогнули с севера Европу, что было тоже не таким простым делом, и, прибыв сюда, начали обустраиваться на новом месте.

Андрей Викторович добавил:

– И уже здесь, когда у нас уже было какое-никакое хозяйство, к нам по одному и группами стали подкидывать пропаданцев из самых различных времен, которых уже никто и ни о чем не спрашивал. И мы их принимали, пристраивая к делу, что увеличивало наши возможности. И только совсем недавно, обнаружив в лесу обломки потерпевшего времякрушение парохода, битком набитого американским оружием и патронами, мы поняли, что все это весьма неспроста. И как раз в это время к нам присоединился христианский священник из Британии седьмого века нашей эры отец Бонифаций. Человек он умный и, более того, искренне верующий, поэтому, немного подумав, мы признали за ним полномочия власти духовной, ибо без веры человек превращается в зверя, а потом и в беса. Мы пришли к выводу, что за всем происходящим тут видна рука того, кто сотворил этот мир, и теперь меняет его по своему усмотрению. Поэтому не злословьте, никого не вините и не кляните свою судьбу. Вы здесь оказались по воле самого Творца, и, значит, должны думать о том, как вам тут жить дальше, а для своего мира вы умерли окончательно и бесповоротно, как если бы вас убили в бою. Знаете, что бывает с взводным блиндажом, когда прямо в него попадает бомба из семнадцатидюймовой германской мортиры?

Андрей Викторович обвел нас внимательным взглядом, вглядываясь в лица, и, видимо, вполне удовлетворившись произведенным впечатлением, продолжил:

– Вы тут не первые, но, думаю, далеко не последние. Поэтому с вами все будет согласно обычному порядку относительно приема дружественных визитеров. Мы знали, что вы к нам идете, поэтому обед для вас оставлен, баня истоплена, сменная одежда приготовлена, а свое извольте сдать в стирку и прожарку от насекомых. Такие тут у нас порядки. Нам, в наших диких условиях, еще какой-нибудь гадости вроде сыпного тифа не хватало. Потом мы вас разместим в казарме для новоприбывших на адаптацию и будем думать, что с вами делать дальше, кого к каким работам приставить, и вообще, стоит переформировать вашу временную команду в постоянное подразделение или разбросать вас по уже готовым взводам для усиления. И сразу предупреждаю: любое нарушение наших законов карается очень строго. Главноуговаривающих тут нет – и поблажек на том основании, что он наш соотечественник, не будет никому. Были уже прецеденты с отрубанием голов. Старшим над вашей командой назначаю лейтенанта Виктора де Леграна, слушаться его приказов будто самого Гласа с Небес. – Он обвел нас взглядом и кивнул. – А сейчас напра-во, в баню и на обед шагом марш. Раз-два.

– Вот это по-русски! – поворачиваясь направо, вздохнул ефрейтор Илья Курочкин. – Не успели прийти, как уже баня, обед, казарма… Баня – это хорошо, но если бы еще какая-нибудь краля пятки почесала…

– Цыц, Илюха! – зашипел на размечтавшегося старший унтер Пирогов, – не наглей. А то поступят с тобой сурово, а я еще добавлю от себя – и будешь потом знать, как разевать рот, когда не просят…

26 октября 2-го года Миссии. Пятница. около десяти часов дня. Первый этаж, правая столовая Большого Дома.

Большой Совет снова собрался в полном составе утром следующего дня. Слушалось дело русских пропаданцев с Первой Мировой войны. Двадцать два человека – все коренные русаки с Урала: один офицер из железнодорожных техников, один подпрапорщик ( нечто вроде нашего старшины ) из студентов, один старший унтер из сверхсрочнослужащих, два младших унтера, один ефрейтор и шестнадцать рядовых нижних чинов. Самому старшему – тридцать пять лет, самому младшему – двадцать один. За исключением подпоручика и подпрапорщика, все остальные относятся к крестьянскому сословию. Рабочих специальностей никто не имеет, зато пахать землю, ходить за скотиной, плотничать и выполнять прочие работы, необходимые в крестьянском хозяйстве, все они умеют. Все здоровы, насколько это можно сказать о людях, которые в скотских условиях провели год в окопах Первой мировой.

Старший унтер Пирогов – единственный из всех, кто воюет с августа четырнадцатого – имеет два георгиевских креста и опыт приграничного сражения в самом начале войны, а также Великого Драпа в пятнадцатом, случившегося после Горлицкого прорыва. Получив тяжелое ранение, почти полгода лечился в тыловом госпитале в Екатеринбурге, и в пятый особый пехотный полк был зачислен по выздоровлению в качестве кадровой закваски. Все остальные солдатики были призваны в особый пехотный полк из ополченческих дружин [11] Российская империя, в силу высокой рождаемости в последней четверти девятнадцатого века, имела потенциальных призывников в несколько раз больше, чем требовалось в армии мирного времени, поэтому на призывных пунктах среди молодых людей, достигших возраста в двадцать один год, проводилась жеребьевка. Примерно каждый четвертый отправлялся в войска, а остальные зачислялись в ополченческие дружины по месту жительства, и именно из этих дружин по мобилизации формировались новые полки. , до Франции пороха не нюхали, хотя участие в апрельском наступлении семнадцатого года, иначе еще именуемое бойней Нивеля [12] Безуспешное наступление союзников на Западном фронте в районе Арраса, провалившееся, несмотря на почти двукратное превосходство англо-французских войск над немцами. Французы потеряли сто восемьдесят тысяч человек убитыми и ранеными, англичане – сто шестьдесят, русский экспедиционный корпус из двадцати тысяч личного состава потерял пять тысяч, и среди них семьдесят офицеров. А потери немцев составили сто тридцать четыре тысячи убитыми и ранеными, и еще двадцать девять тысяч пленными. А причина такого эпического провала заключалась в том, что план наступления обсуждался в парламентских комитетах, ибо господа депутаты решали, давать на него разрешение или нет. И об этом обсуждении писали все французские газеты. Германской разведке и разнюхивать ничего не понадобилось, ей принесли все готовенькое на блюдце с голубой каемочкой. , исправило этот недостаток.