Александр Михайловский - Мир до начала времен [СИ]

А вот потом, когда нас выведут из путаницы мелей на простор Бискайского залива, начнется отдохновение души, если не считать команды, которая три дня назад увидела парусный корабль первый раз в жизни. Но стоит один раз суметь поставить паруса – и до самого входа в эстуарий один и тот же курс (норд с небольшим склонением к осту), один и то же галс (крутой левый бакштаг). Для такого корабля с прямыми парусами бакштаг – одно из наилучших положений судна относительно ветра. Снос при этом минимален, и его легко парировать изменением положения штурвала. Поставил один раз паруса, закрепил – и иди, главное, чтобы только рулевой не ловил мух ртом. При входе в эстуарий последует поворот через фордевинд, после чего левый бакштаг сменится правым. При этом потребуется повернуть реи в соответствии с новым галсом, но это дело уже не столь сложное. И наконец, уже на подходе к цели надо будет оставить только минимум парусов, чтобы не пролететь мимо назначенной стоянки, а бросить якорь в точно указанном месте.

В соответствии с этим планом мы и поступили. С якоря снялись с таким расчетом, чтобы быть в устье реки Адур в самый пик прилива. Так мы почти избавили себя от необходимости лавировать, проходя поверх большей части мелей.

И вот около полудня мы в море, «Кораджосо» разворачивает нас носом на курс норд и отдает буксирный трос. Светлые синьориты птицами взлетают на мачты, темные – на палубе, в готовности исполнять команды. Первым распускается и надувается блинд, потом фок, за ним грот, и самым последним поднимается бизань. «Медуза», еще совсем недавно беспомощно дрейфовавшая по воле ветра и волн, вдруг ощущает, что у нее есть ход. Форштевень режет воду, но скорость явно недостаточна, поэтому мои матроски лезут выше, распускать марсели (второй ярус парусов). И на этом все, достаточно. О брамселях, трюмселях и тем более лиселях [14] Марсели – второй ярус прямых парусов на грот и фок-мачтах, брамсели – третий ярус, трюмсели – четвертый ярус, лиселя – дополнительные боковые паруса, которые ставили при попутном ветре по сторонам основных парусов на особых рангоутных деревьях – лисель-спиртах, выдвигаемых с реев. Таким образом, Раймондо Дамиано приказал поставить примерно шестьдесят процентов полной парусности. речь не идет. Несмотря на то, что французские фрегаты в свое время были самыми быстрыми кораблями в своем классе, мы сейчас не на королевской регате, поэтому скорости в пять узлов нам вполне достаточно. До точки поворота у входа в эстуарий таким ходом идти двадцать пять часов. Конечно, подготовленные моряки поставили бы паруса раза в три быстрее, но, как я уже говорил, нам совершенно некуда спешить. Главное, что никто не сорвался с высоты, а то, когда я смотрел, как там копошатся прекрасные синьориты, у меня от ужаса за них замирало сердце. Одно дело – тренироваться, когда фрегат стоял на спокойной воде, и совсем другое – ставить паруса при пятибалльной зыби.

Чтобы мы могли идти не снижая скорости, синьор Сергий «одолжил» мне из своей команды подготовленную рулевую. Это его вторая темная жена Вауле-Валя. Я смотрел, как эта совсем молодая синьора в такой холод, широко расставив ноги, стоит на палубе босиком, крепко держа в руках штурвал. Как перевел мне молодой синьор Алессанро, своими босыми ступнями эта особа ощущает каждый удар волны о корпус, малейшие изменения курса и скорости. Это не мастерство судовождения в том смысле, в каком привыкли воспринимать его мы, а уже искусство. Приноровившись к «Медузе», эта синьора вела фрегат твердой рукой и я, успокоившись, ушел отдыхать. Вахты стояли четыре через четыре [15] Четыре через четыре – четыре часа вахта, четыре часа отдых. , и я знал, что на борту «Кораджосо» творится то же самое, потому что синьор Сергий мог меняться за штурвалом только со своей первой женой Алохэ-Анной. Их маленький кораблик шел под парусами примерно в кабельтове перед нами, как бы прокладывая путь, а когда стемнело, то на его корме зажегся яркий фонарь, будто путеводный маяк.

К точке разворота для входа в эстуарий мы подошли в час пополудни седьмого дня похода. Не скажу, что эта операция далась нам просто, но мы были достаточно далеко от берега, чтобы наша неуклюжесть могла нам повредить. Вверх по течению Гаронны мы шли, можно сказать, в уже вполне комфортных условиях. На первых порах нам помогал прилив, пик которого мы застали, потом скорость стала падать из-за встречного течения, но парусов я не добавлял, ибо незачем. Примерно за час до темноты синьор Сергий вышел на корму своего корабля и знаками стал показывать, что нужно спустить паруса и бросить якорь. Когда я выполнил эту просьбу (что было намного проще, чем распускать паруса в открытом море), русский вождь ошвартовал свой кораблик рядом и поднялся на палубу «Медузы».

– Мы почти пришли, – перевел мне слова синьора Сергия молодой синьор Алессандро, – и не стоит портить этот успех ненужным риском. Не знаю, как вам, а мне совсем не хочется словить на стрежне корпусом плывущее бревно. Сонар тоже не панацея от всех болезней, поэтому везде успевает тот, кто никуда не торопится.

Я был всецело согласен с этим утверждением, поэтому последнюю ночь нашего путешествия мы простояли на якорях, спустив паруса, и отправились в путь утром, когда рассеялся туман. Я вспомнил, как целую вечность назад (или, точнее, тому вперед) наша «Лоренцо Марчелло» почти также шла вверх по течению – как мы думали, к городу Бордо, а на самом деле туда, откуда никто не возвращается. Круг замкнулся: теперь я снова строевой офицер, стою на мостике корабля, но только отныне служу людям, которые в тысячу раз более достойны моей службы, чем синьор Муссолини.

12 ноября 2-го года Миссии. Понедельник. Вечер после ужина. Первый этаж, правая столовая Большого Дома.

Второе возвращение Сергея Петровича из вояжа на реке Адур выглядело воистину триумфальным. Фрегат, вставший на якорь чуть выше по течению полуразобранной итальянской субмарины, вызвал всеобщий фурор. Теперь дело было за малым: корабль разгрузить, а потом поставить на якорь так, чтобы по весне его не снесло ледоходом и не смыло наводнением. А вот с этим были проблемы, и их не решала даже стоянка в окрестностях Новой Бурдигалы. В исторический период Гаронна не была замерзающей рекой, поэтому ни перед кельтами-вибисками, основавшими там свой город, ни перед их наследниками никогда не стояла задача защищать свой флот от ледохода. В силу этой причины в глубоководном порту Луны «Медуза» будет так же уязвима, как и на якорной стоянке напротив Большого Дома. Более того, река там почти в пять раз уже, чем за слиянием Гаронны и Дордони, и если напротив нынешнего поселения при предельном напряжении сил вполне возможно отсыпать защитную дамбу, образующую затон, то в окрестностях Новой Бурдигалы для такого сооружения просто нет места.