Александр Михайловский - Мир до начала времен [СИ]

Но пока все шло без подобных эксцессов. У ямы для отходов собаки взяли след и потащили своих проводников вперед, туда, где на ночной лежке мирно дремали успешно отжировавшие свое кабаны, свиньи и их многочисленное потомство. Даже сбившиеся с зимнюю стаю волки обойдут такое стадо стороной. Взрослые секачи – парни серьезные, шуток не понимают, шкура у них как броня, не сразу и прокусишь, а под ней еще на ладонь плотного сала, и в то же время клыки у них ничуть не меньше волчьих, а привычка к всеядности с легкостью способна превратить серых охотников в подножный корм. Избегают конфликта с кабанами и местные двуногие охотники, вооруженные ударными копьями даже без каменных и костяных наконечников. Профиту с такой охоты может быть немного, а вот потери могут оказаться значительными. И только пришельцы из иных времен, вооруженные отточенной сталью и огнестрельным оружием, видят в хрюкающих не опасных противников, а ходячие груды мяса и сала, необходимые для пропитания их самок и детенышей.

Следом за охотниками тянутся запряженные ослами тележки аквитанов – их сопровождают мужчины и женщины, закутанные в теплые темные одежды. Они до сих пор чувствуют себя в новом обществе отрезанным ломтем, тоскуют по своему утраченному миру, не понимая, что останься они там, их ждала бы печальная участь. Переросшая себя Римская республика нуждалась в большом количестве рабов для тяжелых работ. И только владеющие латынью, грамотные и пригожие юноши и девушки могли рассчитывать на более-менее сносную участь, остальных же при жизни ждало скотское существование, а после смерти – отношение как к издохшим животным, ибо варвар для римлянина даже не человек.

Но вот собаки повели охотников по кабаньим следам, спустили в ложбину на другой стороне главного холма (на вершине которого стоит Большой Дом), потом провели по распадку меж двух холмов, на дне которого тек исток ручья Дальний, ныне покрытый ледяной коркой. Андрей Викторович узнал знакомую дорогу к французскому автобусу, до остова которого пока так и не дошли руки. И, свернув в другую сторону, а потом еще немного попетляв по редколесью, охотники вышли к большой поляне, на которой плотно друг к другу улеглось кабанье стадо. Еще после того, как плотная колонна охотников миновала распадок и вышла на относительно ровное место, главный охотник приказал притормозить собак и распустить боковые крылья загона. Сейчас эти люди идут тихо, не оглашая лес воинственными криками, женским визгом и шумом трещоток. Собаки заволновались и натянули поводки, давая знать, что кабаний запах стал нестерпимо силен – и тогда главный охотник дал знак, чтобы загонщики обходили поляну с двух сторон, забирая лежку в живое кольцо.

Кабаны дремали чутко – и они почуяли движение в лесу, шелест шагов, хруст веточек под ногами, а ветерок донес до них запах этих противных двуногих. Секачи вскочили на ноги и, ощетинив шерсть на загривках, стали поворачиваться всем корпусом, пытаясь понять, откуда грозит опасность, а за ними стали подниматься свиньи и их потомство. Здесь, в зимнем лесу, стадо мнило себя вершиной пищевой цепочки. Новички в этих краях, они считали, что одинокая свинья или кабан – это добыча для крупного хищника, а все вместе они сила, которой не равен никто. Стадо, перебитое в здешних окрестностях в прошлом году, не могло предостеречь своих преемников, и поэтому разъяренные секачи были уверены, что стоит угрожающе хрюкнуть – и докучливые пришельцы обратятся в бегство.

Минута, друга, третья… И вдруг лес со всех сторон взорвался криками, визгами, звоном и треском. Если наконечниками двух пилумов постучать друг об друга, то получится тот еще ксилофон. И одновременно со всей этой какофонией копейщики вперемешку со стрелками вышли на край поляны и в какофонию, создаваемую загонщиками, стали вплетаться резкие щелчки винтовочных выстрелов. Пролилась первая кровь, пронзительно завизжали раненые свиньи, и этот визг смешался с предсмертным хрипом секача, которому винтовочная пуля прилетела в висок. Вот еще один секач бессильно опустился на простреленный крестец, а рядом с ним в агонии бьется крупная свинья. Вот боковые крылья загона приблизились к поляне настолько, что через редколесье в сбившееся в кучу свиное стадо навесом один за другим полетели римские пилумы. Секач и несколько свиней рванулись на прорыв через правый фланг, где старшим был декан Луций Сабин, но их взяли на длинные копья и добили ударами пилумов.

Провалилась и попытка прорыва с другой стороны загона, где секача, как и в прошлый раз, под одобрительные крики легионеров взял на копье Гуг. Следом за кабаном на ненавистного двуногого, истратившего свое оружие, кинулась старая матерая свинья, но резко щелкнул выстрел из винтовки в руках Тофы. Как только началось горячее дело, она отдала рюкзачок с Жан-Люком матери и встала с оружием наизготовку чуть правее и позади обожаемого мужа. Пуля попала животному под ключицу, пробила толстый слой сала, разорвала легкое, сердце и застряла где-то в окрестностях крестца. Свинья с разгона пала на передние ноги, задние бессильно заскребли по земле, пасть окрасилась красным, и очень скоро мир для нее безвозвратно померк.

Была и попытка прорыва и в направлении стрелков – ведь там никто не гремел не шумел, а лишь доносились странные щелкающие звуки. Три секача из уцелевших и десяток свиней, рванулись через слабое, как им казалось, место к свободе и жизни, но все полегли под пулями, даже не добежав до линии копейщиков. В этом месте никому из римлян, даже старшему центуриону Гаю Юнию, не довелось показать свои умения и силу. Слишком много там было стрелков, слишком часто и метко они стреляли, слишком быстро летели их пули, пробивающие даже крепкие кабаньи черепа и патентованную броню из толстого сала.

И вот на поляне остались только мертвые и умирающие животные. Тогда туда вошли легионеры и принялись добивать еще живых колющими ударами пилумов и гладиев, потому что тратить на эту работу невосполнимые патроны Андрей Викторович отказывался категорически. А следом за легионерами на поляне смерти появились аквитаны со своими тележками, запряженными ослами. Женщинам предстояло выпотрошить еще теплые туши, пока они не заледенели, а мужчинам – погрузить добычу в тележки, чтобы вывезти к Большому Дому. Впрочем, участвовавшие в охоте волчицы закинули свои «американки» за спину и пришли на помощь женщинам аквитанов, и вскоре к ним присоединились и загонщицы.

На левом фланге Гуг, убедившись, что охота сделана, с видом победителя поставил ногу на голову убитого им кабана и, обернувшись, посмотрел на свою старшую жену. «Помнишь?» – спрашивал его взгляд. «Помню!» – таким же взглядом ответила Люси д`Аркур.