Владимир Панин - Карельский блицкриг [litres]

Некоторые экипажи решили благоразумно отступить, другие отважно продолжили попытки поднять пехоту в атаку посредством своего огня. Самые отважные из танкистов преодолели ров и, прорвав проволочные ограждения, вступили в схватку с вражескими пулеметчиками, расчетами орудий и засевшими в траншеях солдатами.

Поддержи пехотинцы их героические усилия – и, возможно, первая линия вражеской обороны была бы прорвана, но этого не случилось. Пехота так и осталась в противотанковом рву, а герои-танкисты стали нести потери. Их борта не выдерживали флангового огня крупнокалиберных пулеметов вражеских дотов, так же как и огня противотанковых орудий и бутылок с зажигательной смесью, изобретением финской оборонки. Не в силах огнем своих орудий пробить железобетонные стены укреплений противника, они были вынуждены отступить. Из 58 машин танковой бригады, вступивших в бой в этот день, обратно вернулось только 19 танков. Остальные были либо повреждены артиллерией противника, либо сожжены и оставлены на поле боя.

Также серьезные потери понесли от орудийно-минометного огня и соединения советской пехоты. Штурмовые роты потеряли убитыми и ранеными около половины личного состава в этом бою.

В числе раненых был и старший лейтенант Любавин, которому в этом бою в определенной мере повезло. Его контузило разрывом вражеского снаряда на ближних подступах к противотанковому рву. Санитары успели вынести командира с поля боя, в отличие от тех, кого ранило во время сидения во рву или при отступлении. Шквальный ружейно-пулеметный огонь противника не позволил отступающим солдатам забрать с собой тела павших и тяжелораненых бойцов.

Контузия, полученная в бою, спасла Любавина от упреков в трусости и угроз расстрела, которые обрушил комбат Гусыгин на головы вернувшихся с поля боя своих подчиненных.

Как ни стремился капитан возложить на «принца Савойского» вину за неумелое руководство ротой во время атаки, ему это не удалось. Все в один голос твердили, что своим личным примером комроты дважды поднимал залегших солдат и довел их до самого рва, где и был ранен. По всему этому выходило, что Любавин был не просто невиновен, но и еще герой, и Гусыгин отступил, но свел счеты с лейтенантом другим путем. В связи с выбытием Любавина в госпиталь он приказал уничтожить все наградные листы на него за переправу через реку Быструю.

Неудачные действия первого дня штурма не заставили комкора Грендаля сделать необходимые выводы и внести изменения при подготовке очередного штурма. Наскоро пополнив пехотные соединения подошедшими резервами, он после двухчасовой артподготовки вновь бросил войска в наступление.

Единственным отличием от предыдущего боя было то, что на этот раз площадь обстрела худо-бедно, но совпадала с местом размещения узлов финской обороны. Снаряды падали на позиции врага, однако существенного ущерба им не наносили. Тяжелая корпусная артиллерия, способная уничтожить бетонные доты противника, продолжала свое странствие по военным дорогам.

Все остальное осталось по-прежнему. Неподавленные огневые точки врага отсекли пехоту от танков еще на подступах ко рву. Только небольшие подразделения смогли добраться до него, тогда как основные силы упрямо лежали на снегу, боясь поднять голову.

В связи с понесенными потерями в танковой бригаде командование соединило оставшиеся танки с машинами огнеметного батальона, и если вчера они дополняли ударную силу бригады, то теперь были ее составной. Зная, что их орудия не смогут нанести урон бетонным колпакам противника, советские танкисты попытались проскочить между двумя опорными пунктами вражеской обороны и обратить в бегство финскую пехоту, но жестоко просчитались.

Если подступы к дотам прикрывались минными полями и проволочными заграждениями, то проходы между дотами прикрывались бетонными надолбами, наличие которых стало сюрпризом для танкистов. Не проведенная инженерная разведка обернулась смертью для экипажей шести машин. Две из них застряли, наскочив на надолбы, а остальные были сожжены огнем вражеской артиллерии, бьющей во фланг наступающим танкам.

Всего в этот день советская сторона недосчиталась девяти машин из двадцати танков, отправившихся на штурм вражеских укреплений. Казалось бы, что дважды наступив на грабли, советское командование остановится, возьмет паузу и сделает надлежащие выводы, но к огромному несчастью бойцов, этого не произошло. Подобно заядлому картежнику, что промотав все свои деньги, от отчаяния делает свою последнюю ставку, Грендаль утром третьего дня вновь отдал приказ атаковать укрепления противника, бросая на штурм свои последние резервы.

В этом наступлении всего было мало. И полуторачасовая артподготовка – сказывался плохой подвоз снарядов. И малое число танков, аж целых двенадцать штук, в состав которых входили наскоро отремонтированные ранее поврежденные машины. А также число наступающей пехоты. Намертво ухватившись за прежнюю договоренность с комкором, Яковлев категорически отказывался дать дополнительные пехотные соединения.

Всего было меньше, чем требовалось, за исключением шаблона наступательных действий, от которых выпускник военной академии никак не мог отступить. Ничто не смогло заставить Владимира Давыдовича провести предварительную разведку и внести изменения, и плачевный результат не заставил себя ждать. На этот раз цепи атакующей пехоты не достигли даже противотанкового рва. Точно бившие по квадратам финские артиллеристы и пулеметчики быстро отсекли пехоту от танков и не позволили ей продвинуться вперед ни на метр.

Из всех танков целыми и невредимыми обратно вернулись только четыре машины. Остальные машины получили те или иные повреждения и были с трудом эвакуированы с поля боя. После трехдневного наступления все наступательные резервы оперативной группы Грендаля были исчерпаны, и только это заставило комкора отказаться от проведения активных действий и перейти к составлению отчетов.

Многие из завистников Грендаля посчитали его песню спетой, но их ожидания не оправдались. Умение составлять правильные рапорты неожиданно обернулось большой пользой для комкора. Почитав, как его войска мужественно форсировали водный рубеж в зимнее время и храбро пытались взять штурмом древнюю Карелу, Москва приняла неожиданное решение: вместо нагоняя за неудачный штурм Грендаль получил под свое командование новые войска, получившие громкое название 13-й армии.

Вместе с новой должностью Владимир Давыдович получил и новое звание командарма 2-го ранга. Одновременно золотой дождь наград хлынул на оставшихся в живых и в строю командиров, комиссаров и простых солдат.